Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

взаимосвязи с суфийским орденом накшбандийа? А ведь без наличия такой связи трудно говорить о какой бы то ни было преемственности (тем более религиозной) по отношению к завоеваниям великих предшественников.

В самом деле, талибы – радикальные исламисты, очистители ислама. А очистители ислама традиционно находятся в сложных отношениях с суфиями. В сложных, но не обязательно только антагонистических.

Радикализм движения Талибан: не только ваххабизм

Есть много примеров близких отношений между суфиями и исламскими радикалами. Начнем с того, что Ибн Таймийа, ранний провозвестник учения ваххабитов и высочайший авторитет для многих поколений исламских радикалов, сам был последователем «правоверных суфийских шейхов», имена которых называл²⁹.

Очень прочные отношения с суфиями поддерживали радикалы-очистители из движения сенусийа. Само движение сенусийа в Алжире середины XIX века оформилось как суфийское братство, но несло в себе значительный заряд ваххабитских идей, воспринятых его основателем в Аравии.

Наконец, еще один пример уже из нашей эпохи – радикально-исламское движение в Таджикистане в начале 90-х годов ХХ века, оформившееся в вооруженную Объединенную таджикскую оппозицию (ОТО). Боевые формирования ОТО в период военных действий в Таджикистане получили устойчивое название «ваххабитов» в связи с их контактами, требованиями к своим сторонникам, а также сосредоточенной нацеленностью на восстановление чистоты ислама с оружием в руках весьма жесткими методами. Однако хорошо известно, что некоторые лидеры ОТО принадлежали к суфийской традиции, от которой никогда не отрекались. Наиболее яркий пример подобной двойной духовной идентичности – Ходжи-Акбар Тураджонзода³⁰.

Все эти обстоятельства позволяют задаться вопросом и о нечуждости талибов суфийской традиции в целом и накшбандийской в особенности (учитывая глубокие исторические корни этого братства в центральноазиатском регионе, а также его настойчивость и решительность в продвижении своего влияния).

В связи с этим нельзя не вспомнить широко известный эпизод расстрела войсками Талибан бамианских Будд в начале 2001 года. Этот акт сами талибы объясняли исключительно верностью исламским заветам. Но только ли в этом дело? В исламском мире тогда звучали голоса, призывавшие талибов не завершать начатое разрушение, однако талибов это не остановило.

Начнем с того, что данный акт талибов является прямым повторением аналогичных действий Чингисхана, который приказал стереть лицо одной из статуй. Известно также, что представитель династии Великих Моголов Аурангзеб, сохранявший с шейхами накшбандийа союзнические отношения, тоже осуществил посягательство на бамианских Будд (разрушил их ноги и лица) ³¹. Так что талибы, уничтожая статуи, просто завершали то, что начали Чингисхан и Великие Моголы. А поскольку Аурангзеб проводил религиозную политику, находившуюся в русле учения Ахмада Сирхинди, и в его правление было разрушено множество неисламских культовых сооружений и памятников, то и его действия в Бамиане нельзя вывести из этого ряда.

Выше уже говорилось о том, что любой радикальный исламизм на самом деле находится в сложных, далеко не всегда примитивно-антагонистических отношениях с суфиями. И это вдвойне справедливо при обсуждении радикального исламизма талибов. С наибольшим неприятием к суфиям относятся ваххабиты. И, казалось бы, движение Талибан, взявшее многое от ваххабизма, должно разделять это неприятие. Однако это не совсем так.

Долгое время многие исследователи современного Афганистана не придавали должного значения тому, что религиозные воззрения талибов не являются исчерпывающе и исключительно ваххабитскими.

Причина отличия в тех связях, которые имело зарождающееся движение Талибан с мусульманским движением деобандистов, прогремевшим в Индии и Пакистане в XIX-XX веках. И хотя в 90-е годы ХХ века радикализм талибов уже оставил Деобанди далеко позади, контакты между этими движениями продолжают оставаться теснейшими.

Воспитатели Талибана – деобандийская система

В современной публицистике, посвященной движению Талибан, можно встретить сомнения в наличии или значимости связей талибов с движением Деобанди. Сомнения эти основаны на представлении о том, что талибы – это радикальный боевой ислам, а деобандисты были и остаются учеными, углубленными в тонкости богословия и чуждающимися акций военного характера. Действительно, многие деобандийские ученые-богословы именно таковы. Однако в целом представление о Деобанди как о религиозном движении, устранившемся от политики, глубоко неверно.

Достаточно сказать, что религиозный центр Деобанди возник на волне общего антиколониального настроя в Индии. Огромное влияние на возникновение движения Деобанди оказало Сипайское восстание 1857-1859 гг., после которого прекратилось номинальное правление Великих Моголов в Дели. Среди задач, которые ставили перед собой создатели деобандийского центра, были и явно политические: «Обучение и религиозное воспитание молодежи для успешного претворения в жизнь усилий Деобандийского объединения, направленных на освобождение своей родины»³². Еще более определенно высказался один из основателей движения Деобан-ди Мухаммад Касим Нанаутви: «Деобандский центр должен был добиваться тех же целей, что и восстание 1857г., но новыми средствами»³³. Сам Нанаутви активно участвовал в восстании, был приговорен к пожизненной ссылке, но впоследствии амнистирован.

Первоначально деобандийский центр возник как один из центров, созданных последователями Валиулла-Шаха – теолога-обновителя, также принадлежавшего ордену накшбандийа, а в дальнейшем воспринявшего в существенной степени ваххабитский подход к религии (прежде всего очищение мусульманской веры от нововведений). Уже в этом явлении ясно проглядывает процесс освоения накшбандийским течением ваххабитских подходов к борьбе за чистоту веры.

Формирование и развитие деобандской традиционалистской школы началось с основания в 1866 г. в деревне Деобанд в северной Индии небольшого медресе. К концу XIX века новый религиозный центр уже насчитывал более двадцати медресе, расположенных на территории Британской Индии, включая территорию современного Пакистана.

Поскольку значительная часть преподавателей Деобанда принадлежала к последователям суфизма, то этим принято объяснять тот значимый факт, что деобандийцы, несмотря на свою позицию «очистительства», считали культ «святых» неотъемлемой принадлежностью подлинно исламского общества. И это долгое время служило причиной их конфликтов с «истовыми» ваххабитами. Точнее всего будет сказать, что деобандийцы создали выверенное сочетание фундаменталистской требовательности к чистоте ислама с верностью духовности шейхов. Деобанд стремится очистить ислам от серьезного влияния южноазиатских религиозных практик. И в то же время деобандийцы не возражают против суфийских практик, связанных с почитанием мест погребения святых³⁴.

Таким образом, Деобанди – это пример исламского «очисти-тельства», близкого по сути своей к «очистительству», пропагандируемому ваххабитами. Однако это «очистительство» не только не антагонистично суфиям, но и имеет явно выраженный суфийский генезис. Свою двойную духовную идентичность Деобанди передает по наследству своим воспитанникам – движению Талибан. Это происходит, несмотря на тесные связи Талибана с саудовскими ваххабитами.

Разумеется, влияние движения Деобанди на талибов не означает абсолютного сходства между этими двумя движениями, и на это указывают специалисты. Так, историк движения Талибан Ахмед Рашид подчеркивает: несмотря на схожесть воззрений талибов с традициями Деобанди, «талибы довели эти традиции до крайности, что оригинальные деобандисты никогда не примут»³⁵. Однако история движения Деобанди показывает, во-первых, что