— Подавай сюда Назара! Мы их спросим!
Десятские бросились искать Захара и Назара. Голоса то возвышались до крику, то падали. Более степенные люди просили посла объяснить им, какая разница между «господином» и «государем».
— Осударь — титло.
— Что ж такое, что титло... А? Прислушайте, господо и братие: он об осударевой титле нам скажет.
— О какой такой титле? Знать не хотим никакой титлы!
— Да ты допреж выслушай, да тогды и ори!
— Я не ору...
— Полно, слушайте, братцы!
Кое-как удалось угомонить крикунов. Они замолчали — и все стихло. Посол заговорил:
— Титло есть слово великое... Коли вы великаго князя осударем назвали, и то знак, что вы за нево задались, и тогда следует быть ево суду в Великом Новгороде, и тиунам ево сидеть по всем улицам, и Ярославов дворище великому князю отдать, и в суды ево не вступатца...
Опять буря — еще сильнее прежней. Застонало вече.
— Так вот она, титла?
— Кака она, титла! Она не титла, а петля на шею Великому Новугороду!
— Нашли китлу!.. К черту ее! К черту китлу!
— Не китла, а титла!
— Все едино! Один черт на дьяволе!
— Захара подавайте сюда!
— Назара тащите на вече!.. Как смели они ходить в Москву судитца и крест целовать великому князю как осударю!.. Этого от века не бывало!
— И в докончанье сказано, чтобы новогородца не судить на низу, а судить в Новегороде! Тащи сюда тех, кто ездил на них судитца!
— Ишь китлу выдумали!.. И народец же!
Сквозь толпу с трудом протискивались десятские с бердышами. Они вели виновных.
— Пропусти! Вечново дьяка ведут, Захара!
— Назара пропустите, братцы, к помосту!.. Пускай ответ держат!
Бледные и трепещущие, подошли виновные к помосту. Они глянули на посадника — тот не смел, повидимому, поднять на них глаз и глядел в землю.
— Переветник! — схватил загрудки вечного дьяка ближайший новгородец. — Ты был у великово князя, ты целовал ему на наши головы крест? Сказывай!
Вечный дьяк заговорил, но слова замирали у него в горле. Он сделал над собой усилие и крикливо, точно с плачем, бросал слово за словом, размахивая руками:
— Точно — я был у великово князя... целовал ему крест... Но целовал в том, что служить мне великому государю...
— Осударю! Слышите?.. Это китла!
— Служить мне правдою и добра хотеть... Токмо не на государя моево Великий Новгород.
— Опять китла! И на Новгород китлу накинул, переветник.
— Ни-ни!.. Не на Новгород и не на вас, свою господу и братью...
Голос его совсем порвался. С лица крупными каплями катился пот... Он упал на колени.
— И Назар ходил за китлой! Сказывай, Назарьище!..
Тот стоял безмолвно и только дрожал.
— Говори! Зачем ходил?
— Посадник...
— Что посадник?
— Посадник посылал...
— А! Посадник!.. И посадник переветник!.. Продали нашу волю!
Через несколько минут вместо посадника Василия Ананьина, вечного дьяка Захара Овинова и Подвойского Назара на площади, у помоста, валялись безобразные клочки кровавого мяса.
— Не дам тебе, подлому, мясца ихово — каркай не каркай, — бормотал звонарь, грозя кружившемуся над площадью и каркавшему ворону и сметая метлой в одну кучу остатки тел погибших — посадника, вечного дьяка и подвойского. — Не дам ни волоса, не каркай...
Немного осталось этих «остатков реликвий»: все прочее разнесли на сапогах да на лаптях «худые мужики-вечники»... Экое времечко!
XIX. ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ У ГРОБА ВАРЛААМА ХУТЫНСКОГО
