Но чем меньше возможности приказывать, тем больше должно быть умения убеждать. Демократизация требует новых методов управления социальными процессами, в противном случае этим займутся другие. Они и занялись. К тому времени у них накопился абсолютный опыт неявных методов социального управления. У партии же он, по существу, отсутствовал.
Инициаторы перестройки пришли в общество с уже сложившейся расстановкой сил. И что те, что другие стали тянуть в свою сторону. Игнорировать же расстановку сил в условиях снятия репрессивного механизма нельзя. Остро понадобился маневр между Сциллой и Харибдой. Последнее было возможным в условиях жестко определенной цели и четко прописанной технологии. Цель уже определил апрельский Пленум и детально обрисовал XXVII съезд. Суть состояла в преодолении технологического отрыва.
В неявном виде был выдвинут лозунг спасения страны, подхваченный самыми широкими силами. Настало время осуществлять намеченное. На повестку дня встал вопрос о социальных технологиях, и тут карт-бланш получили 'шестидесятники'. Причин тому было немало. Во-первых, 'шестидесятники' пользовались заслуженным социально-политическим авторитетом. Они сохраняли веру в возможность строя, а значит, и мотивацию к поиску средств его излечения. Во-вторых, у них на руках сохранились готовые рецепты, в действительности которых они были убеждены столь же свято, сколь и в пору своего расцвета. В-третьих, ряд выдвигаемых ими максим был очевиден, в первую очередь – последовательный антисталинизм. Итак, 'шестидесятники' получили право действий, использовали его, и тут же началось соскальзывание. Уже на деле.
Вкратце паллиатив не сработал, как и в 20-е годы. Не злая воля 'демона-искусителя' тогда совратила наше общество, а беспомощность полумер, претендующих на либерализацию, которая и катализировала диктатуру. То же самое может произойти и сейчас. Любая концепция преодоления технологического отрыва требует решения вопроса о ввозе новой технологической базы. Этот вопрос, в свою очередь, требует указания на экспортный продукт, за счет которого ввоз может произойти. В 20-е годы, как известно, таким экспортным продуктом был хлеб. Что может стать им сегодня? Займы, концессии. Как тогда, так и сегодня эти меры дела не спасут. Сырьем, дешевой рабочей силой и экологическими ресурсами за новые технологии не рассчитаешься. А что же тогда?
Классическая перестройка сделала ставку на следующий, допустим, второй этаж технологической пирамиды – производство вещей. И здесь сразу же возникло одно трагическое обстоятельство. Брежневское процветание жило взаймы у своих основных фондов. Мы задолжали им несколько триллионов рублей. Возместить их в короткие сроки невозможно. Без этого же на мировой рынок выйти нельзя. К тому же культура рабочей силы, преодолевающей технологическое отставание, мгновенно сформироваться не может.
Выход, как ни странно, в перескакивании через этаж. В использовании интеллектуального капитала. Хлеб 20-х годов может быть сегодня заменен интеллектуальным продуктом.
Мы просто не заметили, как обе системы – капитализм и социализм – перешли в постиндустриальную эру.
С точки зрения предъявляемых ею требований социализм имеет ощутимые, пожалуй, даже решающие преимущества. Духовная почва, выжившая даже после чудовищных патологий, способна плодоносить. И плоды эти могут иметь для экономики страны решающее значение. Стоимость программного обеспечения ('софтвера') составляет до 75 процентов стоимости компьютера, и в том, что касается именно этого 'продукта', мы уже конкурентоспособны.
Но, чтобы этот механизм заработал, мы уже сегодня должны приступить к созданию постиндустриальных зон, 'полюсов роста', сознательно сместив акценты на социальные группы, которые способны этот продукт производить. Причем акцент этот должен быть одновременно и политическим, и экономическим. Необходимо безотлагательно сделать все, чтобы у тех, в ком воплощена интеллектуальная мощь страны, возникло осознание своей нужности, чтобы они наконец перешли из группы 'просителей'в группу, наделенную 'политическим доверием', располагающую широчайшими возможностями для творчества. Путь к этому – создание (сначала точечных, а затем – и более масштабных) зон интеллектуального производства. Это – и решение целого ряда текущих экономических проблем, и, что, вероятно, еще важней, построение плацдармов будущего социализма.
Статья третья
Еще сорок лет назад Эрих Фромм предупреждал, что коммунисты проиграют все, если только включатся в потребительскую игру. Вне протестантской этики, заполнившей нравственный фундамент здания капиталистической экономики, неминуемым стал бы бандитский рай, общество самосъедания. Ох, как хорошо они это понимают! Как умело расходуют нравственные, психологические ресурсы общества! При изобилии товаров – сколько сил прилагают к тому, чтобы сдержать потребительскую лихорадку! Много ли Рейган говорил о прибыли? Главная его тема – американские идеалы! А Рузвельт? А прочие капиталистические реформаторы? Перелистайте их речи.
Может быть, я говорю о слишком высоких материях? Но к чему, скажите на милость, может привести разжигание потребительских аппетитов в условиях товарного голода, удовлетворить который нет сегодня никакой возможности? Не кооперативными же бантиками его удовлетворить?!
Но если все-таки свершится худшее и страна пойдет именно этим путем, путем займов и ввоза товаров, то и это – опять экономический гипноз! -не столько поможет удовлетворить спрос, заткнуть 'черную дыру', сколько произведет субъекта такого спроса. Субъекта безусловно колониального! Уже Африка поняла, что это путь в пропасть! А мы? Страна до сих пор располагает огромными духовными возможностями! Но разве же не ясно, что их испарение есть самый страшный для нашей экономики процесс? Или же мы до сих пор ничего не научились считать, кроме тонн и километров?
Общество не в силах начать производить что бы то ни было, пока ему не укажут будущего. Это будущее для нашей страны связано с социализмом. Но не с развитым или реальным, а с социализмом постиндустриальным. Таким, каким он и был задуман людьми, осознававшими, что из разрухи этот народ, эту страну можно вытянуть лишь указав очень крупную, в каком-то смысле эсхатологически значимую цель.
На языке серьезной 'экономики' – то есть экономики математической, потому, увы, малопонятной, в отличие от поп-жанра, наспех тиражируемого на потребу разочарованному, социально дезориентированному и не слишком грамотному потребителю, – это означает, что функционалы развития должны оптимизироваться с учетом иерархии потребностей. Kак только вводится эта 'весовая функция', оптимум начинает сползать в сторону от рынка, который действительно оптимален при так называемой 'единичной' функции, уравнивающей все потребности. Подчеркиваю: не эксплуатирующей только низменные потребности, как учили массы парикмахеры от политэкономии, а уравнивающей все. Хотите – читайте Томаса Манна и Платона, хотите – колитесь наркотиками, рынку все равно. Только не наносите вреда другому. Модель, казалось бы, очень красива. Оттого и боялись ее обнародовать. Но ведь все дело в том, что при таких начальных условиях происходит стремительное 'вымывание' высоких потребностей, и 'весовая функция' из единичной фатально превращается в так называемый 'колокол' – быстро убывающую функцию с максимумом в нуле…
Функционировать при таком 'обнулении', то есть доминировании низших потребностей, можно. Развиваться – нельзя.
Неужели опыт Японии, интеллектуальных коммун и стилей, ставших базой для постиндустриального производства в СЩА, так ничему и не учит?
'Можем ли мы достичь и социального, и экономического прогресса одновременно?' – задает вопрос один из ведущих обществоведов Запада А.Этциони, говоря о кризисе конца 70-х годов. И твердо отвечает: 'В ближайший период – нет!' И мне хочется спросить наших экономистов – как собираются они решать эту проблему в стране, которая разорена несравнимо сильней, чем Америка 70-х? Невозможное у них – каким образом станет возможным у нас? Мы и так уже живем не по средствам. Будущее десятилетие может быть для нашей страны или страшным, или суровым. Суля красивую жизнь, западные стандарты потреблении – в какую яму толкают этот несчастный и, увы, бесконечно доверчивый народ? В чем завтра придется нам каяться перед своей страной и примет ли она в очередной раз это покаяние?
Перестройка дала мне как творческому человеку – все. Защита перестройки – для меня не социальный заказ, а жизненная необходимость. Но как бороться за перестройку – сегодня?
Еще год назад казалось, что главное – убедить делом, что ни в какие идеологические дискуссии
