включаться не надо. Увы, оказалось, что разрушать быстрей, чем строить. Поэтому молчать далее невозможно – следует говорить начистоту. Все как есть.
Перестройке угрожают две опасности.
Слева – те, кто уныло верит в железное здоровье системы. Справа – кто убежден, что вылечить ее нельзя. Слева, как ни парадоксально, – консервативная бюрократия. Сперва – мафиозный тоталитаризм национальной криминальной буржуазии, уже рвущейся в политические бои. И справа, и слева – свое идеологическое обеспечение, причем у правых уровень идеологической квалификации на несколько порядков выше.
Талантливость, с которой благородная энергия антисталинизма оказалась превращенной в инструмент развинчивания всех гаек государственного механизма, вызывает тревогу и уважение разом. Уже и Степан Бандера – жертва сталинских репрессий!
Правда, правых в очередной раз подводит их биологический антидемократизм. Они, пожалуй, не учли (потому что искренне презирают) широкий слой средней научно-технической и гуманитарной интеллигенции, думающих рабочих – а таких немало, тех, кто не просто принял перестройку всерьез, а полон решимости 'сделать' ее вопреки и правым и левым. Может быть, этот слой еще до конца не ощутил всей опасности и оттого не сказал свое слово. Но, свидетельствую, вопросы уже раздаются.
Разве не видно:
– что национальные кризисы не есть оздоровление, а неизбежный социальный регресс, следствие потери консенсуса, общей идеи, развития. Если не 'пролетарии всех стран…' и не репрессивный механизм, то – отъединение… Это естественно. Как говорят сейчас во многих республиках: 'Капитализм мы эффективней построим без вас';
– кооперативы продемонстрировали свою экономическую неэффективность. Производительность труда в них вдвое ниже, чем в инвалидных артелях (выработка на одного работающего соответственно 700 и 1400 рублей в месяц). При этом 93 процента дохода направлены кооперативами Москвы в фонд заработной платы и только 7 процентов – в фонд развития. К сожалению, многие гораздо более 'серьезные результаты' требуют слишком специального разговора;
– в условиях модной теневой структуры миграция ресурсов идет отнюдь не туда, куда этого требуют интересы развития. Неравенство прав госпредприятия и кооператива чревато развалом государственной промышленности;
– частные накопления, достаточные для серьезных инициатив, в массе носят субкриминальный характер (до 20 процентов руководителей кооперативов попросту имеют криминальное прошлое);
– именно теневой бизнес владеет по-настоящему мощным, вполне соразмерным государственному, капиталом и что этот теневой бизнес давно находится в контакте с международным преступным миром. Уже одного этого достаточно, чтобы полностью блокировать рынок. А кооперативы – выкупить на корню. Уж не ввести ли антитрестовское законодательство? (Вот один из примеров: в Москве остановлен рост общепита. По сути, это сигнал о том, что кооперативный общепит монополизирован теневым бизнесом. А чем такая монополизация лучше государственной?);
– общественное мнение, расколовшееся, условно говоря, на 'Память' и Демократический союз, уже начинает разрывать на части наш 'конвент' и что линии консолидации не могут миновать консенсусную социалистическую идею;
– западноориентированные силы все более и более оперируют, скажем так, супердемократической компонентой западной культуры, производя – и не без успеха – соответствующий тип социального субъекта, а убедительной альтернативы не слышно, и отнюдь не потому лишь, что ее нет вовсе;
– и наконец, что все это в совокупности с массой других обстоятельств, которые просто невозможно перечислить в рамках одной статьи, – все это миром не кончится. И дело не только в национальных окраинах. Вопрос шире и еще серьезней.
Отсутствие модели будущего и мощный, скажем так, 'негативный потенциал', накопленный нашим обществом в предшествующий период, плюс неотвратимый – и это нужно сознавать – экономический кризис приводят к тому, что молодежь и интеллигенция прежде всего, а в общем-то самые широкие слои общества соскальзывают к состоянию, свойственному социуму, переживающему культурную агрессию. Это явление, обычно поражающее колониальные общества, характеризуется патологической зависимостью от метрополии в разных формах и сочетаниях. Это и 'истовая тяга' приобщиться к культуре метрополии, и столь же истовое, если не истерическое, отстранение от всего, с этой культурой связанного. Как в том, так и в ином случае процессы носят ритуальный характер и описываются в терминах религиозных. Это либо причащение к новому богу, либо изгнание беса. И – в любом случае – неверие в состоятельность старого бога. Неявно присутствующее в националистических радениях и эксгибиционистски декларируемое в сообществах и группах противоположного толка. Дальнейшая траектория соскальзывания легко просчитывается. Уже сейчас объединившиеся вокруг национальной идеи и объединившиеся вокруг идеи западной находятся в состоянии необъявленной войны.
Исторический опыт показывает, что тотальный нигилизм по отношению к ценностям, выстраданным кровью нескольких поколений, вне новой идеи, чреват смутой. Основная, объединяющая, как ни парадоксально, обе стороны идеи – истребление всего инакомыслящего. Финал подобной схватки очевиден.
Либо опять возврат к репрессивным механизмам, а значит и полное крушение перестройки, либо 'самосъедание'.
Поразительно, как на фоне этой чрезвычайной ситуации оказалась неэффективной идеологическая машина. Так называемые 'кадры' менее всего способны отстоять первородство. Отстоять не окриком, а в открытой политической дискуссии, обозначив прежде всего неутопические пути преодоления наметившейся 'колониальности' и сразу же начав осуществлять соответствующие проекты.
Идея постиндустриального социализма, стратегия 'прорыва' в области интеллектуального производства – это новое строительство на еще не освоенных социальных территориях. Не надо запугивать общество централизацией, сталинизмом как неизбежным побочным продуктом такого рывка. Аналогия рассчитана на обывателя. Сегодняшняя стратегия постиндустриального прорыва никакого сходства с 30-ми иметь не может. Грабить некого и незачем. Современная технологическая база содержит слишком много – на два порядка больше, чем в 30-е годы, – элементов, а срок ее морального старения не 20 лет, а по некоторым позициям – 2-3 года. Иначе говоря, пересадить всю Америку на нашу почву нельзя, а если бы и можно было, то эта трансплантация раньше устареет, чем привьется.
Выход один. Ввозить в страну технологии и машины не тоннами и не заводами, а 'под идею'. В стране есть крупные идеи, опережающие уровень мирового развития, каждая из которых требует своей технологической цепочки, подобной отдельной нитке, выдернутой из ткани западной высокоразвитой экономики. В совокупности с опережающей идеей эта нитка может начать производить продукт, конкурентоспособный на мировом рынке. Так нитка за ниткой мы можем перетаскивать технологическую базу и выходить на мировой рынок. Процесс невероятно сложный, требующий терпения, политической целеустремленности, сочетания прагматики с энтузиазмом. Такое в истории нашей страны уже было. Для меня альтернативой Сталину фигурой был и остается – подчеркиваю – не Бухарин, а Леонид Борисович Красин. И хотя модным стало сегодня заявление о том, что катастрофа 37-го имеет отправным пунктом ноябрь 17-го, я считаю необходимым обозначить другой рубеж.
XII съезд ВКП(б) (апрель 1923 г.) Зиновьев: 'Мы просим некоторых товарищей, которые слишком часто суются к нам со словом 'некомпетентность', чтобы они забыли это слово'. И они забыли. История не должна повториться.
Статья четвертая
Вооруженный компьютером человек, делающий прогнозы, столь же беззащитен, сколь и те, кому он предрекает несчастье, однако намного более уязвим, чем они.
Он может либо спасать себя и своих близких, либо… 'Восстать', – скажет романтический поэт. 'Искать заклятие против злых чар', – скажет мистик.
Для аналитика речь идет всего лишь о 'рекомендациях'… Кому? Сегодня – любому, кто захочет услышать и сможет понять. Неважно – сколько таких. Лишь бы были…
Рекомендуется остановиться – тщательно сориентироваться и лишь после этого начать двигаться дальше, либо скорректировав путь, либо вовсе другим путем, но к той же цели;
