Тать

их ухи…

Шабаш!
Ров, двор
и щелка… Дабы дыба да клещи
мя трем смертям
отдали… «Мил ад-то?» —
Так жалил и пилил аж кат.
Ад алкал. А клада
иди
ищи!
А клада — гадалка
ищи в сене, свищи!
Огонь меня немного
того… Ноготь —
ого! Того…
Акика!
Так, кат,
учи бичу!
Моли шилом!

Тот
кат ли повалил, оголил, а вопил так,
как
от сапа сто
волов.
Икал. У ката кулаки —
ины дыни
ешь — не меньше!
Он рот воплями мял повторно
и мял после дел соплями,
и, воркуя у крови,
узел свил, слив слезу.
Еда звучала палачу в заде —
и прет, а терпи!

Коты пыток!
Раки кар!
Кат — сам ада мастак!
Яра татарья,
яра харя!

Шарашь,
акы быка,
овец, и сицево
мочи бичом!
Тело коли, шило! Колет,
аки пика!
Я следом оделся
уколов. У зубов обузу волоку.
«Иль язик изъяли?
Мы дадым
нового! Вон
и повиси. Вопи,
как
колоколок!»
Инно: в зубы да на дыбу. «Звони!
И о вере вой!»
Йок, а на кой?

Каты, вы так!
Кату — кутак!
Но выдал клады — вон
они, тут: инно —
течет
ета наша каша, нате!
И уха на ***
течет!
Течет,
как
адова вода…

8

Не жив день, недвижен,
и чуть тучи
намутили туман.
Вянет стен явь.