Вот что за говоно я со своей жизнью понаделала? Где я оказалась? В универе мамуля мне оформила свободное посещение, за дополнительную плату. Можно было не париться больше, что меня выкинут нах, и спокойно реабилитироваться. Пока отходила, решив окончательно завязать с кислятинкой, валялась дома больная, будто переломанная, под видом сложной простуды, и вязала мимоходом свитер с полосинами. Руки слушались плохо, меня поминутно тошнило, тянуло спать и жрать. Но я не сдавалась, двигала крючочком по ниточкам, и вывязывала, вывязывала, будто старую боль из себя вытягивала. Полосочка чёрная, полосочка оранжевая, полосочка синяя, полосочка красная, зеленая… наверняка получится разноцветно-нелепая жуть. Как душа моя. Крючок направо, крючок налево — переделывая прошлое в настоящее, из цветных обрывков былого, распустив, вывязывала желаемое, по-новому. И к старому возврата нет… НЕТ!!
Ночью скорчившись от злого одиночества, тихо плакала, слушая раннее ТорКера, одна из тех первых вещей, где ему подпевает Жанна, ещё так тихонько, киса моя…
Перелистывала новости инета — оказалось, у моего целителя — ТорКа на носу Днюха! Надо что-то делать, отметиться перед ним, сделать приятное по такому поводу! И напомнить о себе Жанне…
С двадцать третьего на двадцать четвертое марта поздравила ТорКера в сайтовской гесте:
Он ответил, мол, спасибо и тебе, я творю для таких, как ты! Сразу потеплело на душе. Значит, не только он нам, утопающим нужен во спасение, но и мы нужны ему.
Вообще спасалась тем, что бесцельно шарахалась по улицам, разминая больное тело. Мокла под первыми холоднющими дождями, отогревалась коньяком, жрала витамины пачками, простывала, но не слишком, и просто не обращала внимания на простуду.
Заходила в магазины, мерила что ни попадя, а покупала мало — таскаться с пакетами в лом!
Шла по улице, папа выдал целую пачку денежек, так, «на булавки» (как говорила его бабушка- аристократка). Руки в карманы, настроение какое-то… не такое… делать ничего не хочется, и не делать — тоже. Вот и куда?.. Вдруг вижу — парикмахерская. А у меня как раз половина волос от тоски повылезала. Мама протестовала против стрижки, мол, лучше зайди в салон, к её хорошему мастеру, он вылечит! Как же… Постояла пару минут, и не раздумывая боле, зашла.
— Мне как можно короче! Максимально коротко. Под маленького мальчика.
Убеждать и выспрашивать не стали, кивнули, и принялись за дело. Я сижу и вижу — ма-ма! Какой кошмар… это чё же я творю… аж глаза закрыла, когда мои роскошные пряди на пол полетели. Но это поверху, а на самом деле — сердце поёт! Гори-пропадай!!
Мама чуть в обморок не грохнулась от такого зрелища! Смотрела так, что провалиться можно — будто я ей делаю непереносимо больно, причём совершенно намеренно! С тоской больной собаки, выбрасываемой на помойку! Сначала только ахнула, и молчала. А к ужину не вынесла муки, и взвыла:
«Ах, да как же так! Да что же ты со своей красотой делаешь? Да зачем же так-то коротко? Ведь какие волосы шикарные, неужели ж не жалко?» Да какие там, к свиньям, шикарные? Уф, я слушать это устала! Потом прикатил папа. И сразу вместо «привет»:
— Доча. Это что ещё за очередные больные фантазии? У тебя тиф? Или новая ваша панковская мода?
Я послала его подальше, в рамках дозволенного, и скрылась в своей комнате. Вот ещё — новая мода! Мне на моду забить и наплевать с Эвереста, я делаю только то, что сама пожелаю! Панковская мода, блядь! Скажите спасибо, что не ирокез ваще. По панковской моде! А это, кстати, мысль!
На следующий день меня ждал новый виток всхлипываний и обмороков по поводу моей прически: явилась, как всегда Петровна. И эта туда же:
— Ой, батюшки, как пацан!
Делают вид, что никакого санатория не было, чтоль? В прежнем тоне со мной разговаривают. Как в прошлый раз, года полтора тому назад, когда я впервые решилась на подобный шаг. А я себя прежнюю давно уж похоронила, и даже не плакала. И этим жестом доброй воли насчет волос поставила крест на могилу прошлому. Вернее, сожгла его в крематории.
Через пару дней, однако, началось — то башка мерзнет и кажется морда какая-то толстая, то чешется затылок. А потом понравилось. Так приятно взъерошивать против шерсти, пальцы колет. И можно причесывать по-разному, если гелем зализать, и чёлку подкрасить тушью, то с длинными серьгами такая чудная беззащитно-сексуальная шея! Но временами — жаль волос прежних. И спать ложишься, а щеку нечем прикрыть, по привычке… следовало ожидать. В прошлый раз было точно так же! Я ходила неделю недовольная собой, всё жалела потери. Боялась, что срезала часть своей сексуальности и
…Но Ветру понравилось. Он увидел меня такой, когда позвонил поздно вечером, и уговорил дрожащим голосом битого ребенка примчаться к нему. Тогда у него случился рецидив одинокого страха, и он ничего не заметил, спасаясь секс-лечением. Потом уж, к вечеру следующего дня только сказал — ты неожиданна и непредсказуема… киса! И лицо при этом у него было как у маленькой одинокой лесбиянки…
Достала те фотки, где я со стрижкой. Сравнила с зеркалом — одно лицо! Помолодела на полтора года! Можно уверенно дать семнадцать! Тем я и утешилась. Значит, и правда мне идёт. А к полуночи снова затосковала о локонах…
Ну, так всегда. Обычная Ивана. Раздерганная, несобранная… а в детстве вбивали — главное дисциплина! Хренота ваша дисциплина. Сейчас одно, завтра другое — какой там порядок! Спонтанность, и ладно.
Но нет, на сегодняшний день разгильдяйство отменяется. Расписания, конечно, я не составляла, но занятия в универе возобновила. Догнала быстро свою группу, все пропуски и долги сдала. Учеба никогда не была для меня траблом.
Одно огорчало — от лечения я поправилась и растяжек на бедрах добавилось. Утешала лишь мысль,
