Мое место оказалось посреди колонны, между оруженосцем, чьего имени я не знала, и Недом Гованом, маленьким писцом, которого я видела за работой в доме Каллума. Впрочем, разговорившись с ним в дороге, я обнаружила, что он является не просто обычным писцом.
Нед Гован оказался стряпчим. Он родился, получил воспитание и образование в Эдинбурге, — и выглядел как типичный столичный житель. Невысокий, аккуратный мужчина в летах, он носил плащ из добротной ткани, шерстяные штаны и белую полотняную рубаху, скромно украшенную кружевом, — весьма разумный компромисс между требованиями дороги и его социальным статусом. Небольшие очки в золотой оправе, аккуратная лента в волосах и черная треуголка довершали картину. Он казался настолько типичным стряпчим, что при взгляде на него я не могла удержаться от улыбки.
Он ехал рядом со мной на смирной кобылке, груженой двумя объемистыми кожаными тюками. Он пояснил, что в одном находились все предметы его ремесла: чернильница, перья и бумага.
— А что в другом? — поинтересовалась я, с любопытством косясь на тюки. В то время как первый казался набит битком, второй выглядел полупустым.
— А, это для сбора арендной платы, — пояснил поверенный, ладонью похлопывая по мешку.
— Похоже, ее ожидается немало, — заметила я. Мистер Гован добродушно пожал плечами в ответ.
— Не так уж и много, моя дорогая. Но по большей части арендаторы расплачиваются натурой, или мелкой монетой. Пенсы занимают куда больше места, чем деньги покрупнее. — Тонкие губы изогнулись в улыбке. — Впрочем, даже столь весомый груз меди и серебра все же легче в перевозке, чем основное богатство Маккензи.
Он оглянулся на повозки, сопровождавшие наш караван.
— Мешки с зерном и тому подобным, по крайней мере, остаются без движения. Против домашней птицы, должным образом связанной, либо рассаженной по клеткам, я тоже не возражаю. Равно как и против коз, невзирая на их неразборчивость в еде; в прошлом году, к примеру, одна из них сжевала мой носовой платок. Хотя в том, что я позволил уголку ткани торчать из кармана, безусловно была моя вина — Тонкие губы решительно поджались. — Однако в этом году мои указания были непререкаемы: мы не станем брать живых свиней.
Именно для защиты повозок и седельных сумок мистера Гована наш отряд и сопровождали человек двадцать вооруженных верховых охранников, составлявших костяк каравана, который вез с собой также и провиант. На прощание мистрисс Фитц сообщила мне, что условия в путешествии будут самые непритязательные, и ночевать зачастую придется в чистом поле.
Мне было любопытно узнать, что толкнуло такого человека как Гован, с его опытом и образованием, занять должность в шотландской глуши, вдали от привычной роскоши цивилизации, к которой он был явно привычен.
— Ну, что касается всего этого, — пояснил он, в ответ на мой вопрос, — то в юности я служил в Эдинбурге. Дом с кружевными занавесками на окнах и медной табличкой с моим именем у входа. Но мне скоро наскучило составлять дарственные и завещания, и видеть одни и те же лица на улице, изо дня в день. Вот я и уехал, — закончил он просто.
Он купил лошадь и еды в дорогу, и пустился в путь, куда глаза глядят.
— Видите ли, должен признаться, — продолжил он, промокая нос платком с монограммой, — что страдаю от… любви к приключениям. Однако ни мой статус, ни семейное воспитание не подготовили меня к жизни моряка или разбойника с большой дороги, — это были самые авантюрные профессии, которые я мог себе в ту пору вообразить. В качестве альтернативы я решил отправиться в нагорья, чтобы там наняться на службу к одному из клановых вождей.
И действительно, в пути с одним из таких вождей ему довелось повстречаться.
— Джейкоб Маккензи, — заметил он с добродушной усмешкой, — был злобным, рыжим негодяем. — При этом мистер Гован кивком указал на ехавшего впереди Джейми Мактэвиша, чья рыждая шевелюра развевалась на ветру. — Внук на него очень похож. При первой же встрече Джейкоб наставил на меня пистолет и попытался ограбить. Я отдал ему лошадь и всю поклажу добровольно, ибо иного выхода все равно не было. Но, кажется, он был весьма изумлен, когда затем я пожелал его сопровождать, даже пешком, если потребуется.
— Джейкоб Маккензи? — уточнила я. — Отец Каллума и Дугала?
Пожилой стряпчий кивнул.
— Именно так. Конечно, в ту пору, он еще не был лэрдом. Это случилось пару лет спустя… с моей скромной помощью, — застенчиво добавил он. — В ту пору, тут все еще было не настолько… цивилизовано, как сейчас. — В его голосе звучала ностальгия.
Муртаг сидел за кухонным столом, усердно поедая ветчину, насаженную на конец кинжала. Проходя мимо него с большим плоским блюдом, мистрисс Крук проворно наклонилась и бросила еще три горячих лепешки ему на тарелку, даже не замедлив шага.
Дженни посмотрела через плечо Муртага на стремительно пустеющую тарелку.
— Ни в чем себе не отказывай, приятель, — бросила она. — В конце концов, в загоне есть и еще один кабанчик.
— Жалеешь родственнику кусок хлеба? — спросил он, не прекращая жевать.
— Я? — Дженни уперлась руками в бока. — Боже, нет! Да ты и съел-то пока всего четыре порции. Мистрисс Крук, — окликнула она выходившую из кухни экономку, — когда допечете лепешки, обеспечьте этого голодающего большой миской овсянки, чтобы проконопатить все щели. Вы же понимаете, мы не хотим, чтобы он свалился в обморок прямо на пороге.
Тут Муртаг увидел в дверях меня и тут же подавился куском ветчины.
— М-м-мх-м, — промычал он вместо приветствия, пока Дженни колотила его по спине.
— Я тоже рада тебя видеть, — улыбнулась я, садясь напротив. — Кстати, спасибо тебе.
— М-м-мх-м? — половина лепешки, политой медом, заглушила вопрос.
— За то, что привез мои вещи из замка.
— М-мп. — Он небрежно отмахнулся от моих благодарностей, и его рука как бы сама собой потянулась к блюду с маслом. — Я еще привез тебе твои растения и все такое, — мотнул он головой в сторону окна. — Там, во дворе, в моих седельных сумках.
— Ты привез мой медицинский ящик? Это потрясающе! — Я пришла в восторг. Некоторые лекарственные растения были весьма редкими, и не так просто было бы снова их найти и правильно приготовить. — Но как тебе это удалось? — Придя в себя после суда над ведьмами, я часто задумывалась о том, как обитатели замка восприняли мой арест и побег. — Надеюсь, особых сложностей не возникло?
— О нет. — Он снова откусил сразу половину лепешки, но на этот раз дождался, пока все спокойно пройдет по пищеводу, и только потом ответил. — Мистрисс Фитц отложила их в сторону, как бы сразу упаковала. Я, понимаешь, сначала зашел к ней, потому что кто знает, какой прием меня там ожидал?
— Очень разумно. Не думаю, чтобы мистрисс Фитц начала визжать, увидев тебя, — согласилась я. Лепешки исходили паром и пахли просто божественно. Я протянула к ним руку, и браслеты на запястье звякнули. Я заметила, что Муртаг смотрит на них, и поправила их, чтобы он как следует разглядел серебряные наконечники с гравировкой.
— Прелесть, правда? — спросила я. — Дженни говорит, они принадлежали ее матери.
Взгляд Муртага переместился к миске с овсянкой, которую мистрисс Крук бесцеремонно бухнула ему под нос.
— Тебе идут, — пробормотал он. И тут же вернулся к предыдущей теме. — Нет. Она бы не стала звать на помощь. Я хорошо знавал Гленну Фитцгиббонс раньше.
— О, так она твоя старая-старая любовь? — поддразнила я его, искренне наслаждаясь нелепой мыслью о том, как он сплетается в страстном объятии с необъятной мистрисс Фитц.
Муртаг холодно посмотрел на меня, оторвавшись от овсянки.
— Ничего подобного, и спасибо за то, что впредь ты будешь говорить об этой леди прилично. Ее муж был братом моей матери. И чтоб ты знала, она очень переживала из-за тебя.
Я, сконфузившись, опустила глаза и потянулась за медом, чтобы спрятать смущение. Каменный кувшин стоял в горшке с горячей водой, чтобы мед не застывал, и к нему было очень приятно прикасаться.
— Извини, — сказала я, поливая сладкой золотой жидкостью лепешку и следя, чтобы мед не потек мимо. — Интересно, что она почувствовала, когда... когда я...
