– Какие-то проблемы?
Я покачал головой.
– Так, немного ностальгии.
– Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь.
Она прислонилась к переборке. В её руке первая полоска пластыря казалась лепестком, оторванным от какого-то светящегося изумрудного цветка. Усмехнувшись, я склонил голову набок, подставляя горло.
– Это четырнадцатипроцентная, – сказала Ортега, прилепляя холодную зелёную полоску мне к шее.
Я ощутил прикосновение чего-то похожего на мелкую шкурку, и тотчас же холодный поток хлынул по ключицам глубоко в грудь.
– Кайф.
– Так и должно быть, твою мать. Знаешь, за сколько эта дрянь ушла бы на улице?
– Вот они, маленькие радости службы в правоохранительных органах.
Баутиста резко обернулся.
– Это не смешно, Ковач.
– Родж, оставь его в покое, – лениво бросила Ортега. – Он в таком состоянии, что надо прощать неудачные шутки. Пойми, это нервы.
Я поднес палец к виску, подтверждая справедливость её слов. Ловко оторвав пластырь, Ортега отодвинулась в сторону.
– Три минуты до следующей, – сказала она. – Так?
Блаженно кивнув, я открыл рассудок для проникновения «Потрошителя».
Сначала мне было неуютно. По мере того как температура тела понижалась, воздух в салоне транспорта становился все более жарким и спертым. Он обжигающей влажной массой проникал в легкие и оставался там, и вскоре мне стало тяжело дышать. Перед глазами все поплыло, во рту стало неприятно сухо. Баланс жидкостей моего организма нарушился.
Затем в действие вступили управляющие стимуляторы, и за считанные мгновения голова очистилась от тумана, сменившегося невыносимо ярким бликом солнечного луча на лезвии ножа. Воздух перестал напоминать обжигающий бульон: нейрорегуляторы заставили жизненные системы организма откликнуться на изменение температуры тела Процесс дыхания превратился в ленивое наслаждение, и каждый вдох стал глотком горячего рома в студеный вечер. Кабина транспорта и находящиеся в ней люди внезапно показались зашифрованной загадкой, разгадка к которой у меня есть, вот только нужно…
Я поймал себя на том, что на лице помимо воли появляется придурковатая ухмылка.
– У-ух ты, Кристина, это… это просто здорово. Лучше, чем Шария.
– Рада, что тебе понравилось. – Ортега взглянула на часы. – Ещё две минуты. Ты готов?
– Готов. – Сжав губы, я неумело присвистнул. – Все что угодно. Я готов на все что угодно.
Ортега кивнула Баутисте, вероятно, предлагая посмотреть на приборную панель.
– Родж, сколько у нас ещё времени?
– Будем на месте меньше чем через сорок минут.
– Давай сюда костюм.
Пока Баутиста полез в шкафчик над головой, Ортега, сунув руку в карман, достала гипноспрей со страшной на вид иголкой на конце.
– Я хочу дать тебе вот это, – сказала она. – Своего рода маленькая страховка от отдела органических повреждений.
– Иголка? – Я покачал головой, как мне показалось, с механической точностью. – Угу. Надеюсь, ты не собираешься вонзать в меня эту долбаную штуковину.
– Это маячок, – терпеливо объяснила Ортега. – Без него ты отсюда не выйдешь.
Я посмотрел на сверкающую иголку. Мой рассудок нарезал факты, словно овощи для салата. В морской пехоте мы использовали подкожные инъекции трассирующих элементов для того, чтобы следить за действиями бойцов, выполняющих специальные задания. Это позволяло в любой момент определить местонахождение наших людей, чтобы в случае чего вытащить их из неприятности. Если же все проходило нормально, молекулы трассирующих элементов распадались на органические остатки в течение сорока восьми часов.
Я взглянул на Дэвидсона.
– Какой радиус действия?
– Сто километров. – Внезапно молодой «ирокез» в отсвете экрана показался мне очень толковым парнем. – Запускается только сигналом поиска. Пока мы вас не вызовем, эта штука будет молчать. Достаточно безопасно.
Я пожал плечами.
– Ладно. Куда ты собираешься его засунуть?
Встав, Ортега взяла иголку.
– В шейные мышцы. Просто и со вкусом. И близко к памяти полушарий – это на тот случай, если тебе отрежут голову.
