испытующим взглядом.
– Почему ты его оставила? – спросил он вдруг. – Что он такого сделал?
– Он…
Нет, так не пойдет. Не может же она сказать, что Филипп разбил ей сердце!
– Он избил меня. Напился пьяным и избил. Я к нему никогда не вернусь.
Что-то неуловимое промелькнуло в лице Уэйда. Он взял ее за плечи и притянул ближе к себе. В глазах цвета корицы загорелся и тотчас же погас огонек возбуждения.
– Чем он тебя бил? Кулаками? Ремнем?
Кассандра в смятении высвободилась из его навязчивых объятий.
– Я не хочу об этом говорить. Это было чудовищно!
– Ну, разумеется, – торопливо согласился он, смягчая голос и изображая на лице подобающее случаю сочувственное выражение. – И вот теперь ты здесь. И просишь разрешения остаться со мной. А ты твердо уверена, Кассандра, что хочешь именно этого?
Кассандра понимала, о чем он толкует. Вот этого момента она и опасалась с самого начала. До сих пор еще можно было отступить, прикинуться дурочкой, якобы не понимающей предложенных условий, и ретироваться, пока дело не зашло слишком далеко. Но сейчас она подошла к решающей черте. Остаться с Уэйдом – значит согласиться спать с ним. Обманывать себя, делая вид, будто существует какой-то иной исход, было бы безумием. Но если она решится на это, то только по своему сознательному выбору. Кассандра понимала, как это важно для нее. Мысль о том, что из-за жестокости Риордана она оказалась в безвыходном положении и стала беспомощной игрушкой обстоятельств, вынужденной терпеть все, что бы ни случилось, безо всякого участия собственной воли, была для нее непереносима. Она быстро приняла решение, стараясь не поддаться страху.
– Да, Колин, я твердо уверена.
Он улыбнулся одними губами.
– В таком случае ты, разумеется, можешь остаться. Я тебя больше никуда не отпущу.
Кассандра невольно содрогнулась. Опять наступило молчание. Наконец она опомнилась и спросила:
– Но, может быть, сейчас не самое подходящее время для тебя?
– Не самое подходящее? В каком смысле?
– Я не могла не заметить мужчин, с которыми ты только что встречался. Мне показалось, что они… члены твоего тайного общества.
Она замолчала, ожидая, что он заговорит, но Уэйд так и не сказал ни слова.
– И потом я подумала, что ты, наверное, готовишь что-то важное, раз уж то, о чем мы говорили раньше… так и не… произошло.
Ну почему он молчит? Почему не скажет хоть что-нибудь? Ей было страшно, она боялась выдать себя, а он только следил за ней молча, словно чего-то ждал.
– Ты имеешь в виду тот день в парламенте? – спросил он наконец. – Ты не понимаешь, что там случилось? Да, кстати, я получил твою записку, но решил, что отвечать слишком рискованно.
– Да-да, я понимаю.
Ничего-то она не понимала, но главное было не останавливаться, продолжать говорить.
– Да, ты прав, я хотела бы знать, почему ничего не произошло… после того, что ты мне рассказал. Но я подумала, что случилось нечто непредвиденное и ты решил проявить осторожность, дождаться более благоприятного случая… А потом, когда все эти люди были арестованы, и среди них не оказалось… никого с оружием, я решила, что кто-то, должно быть, узнал о твоем плане и рассказал властям.
Судорожно переведя дух и мучительно краснея, Кассандра посетовала про себя, что никогда не умела убедительно врать, а мысль о том, что теперь от этого умения зависит ее жизнь, никак не прибавляла йй уверенности.
– Ты не обязан мне ничего рассказывать, – заторопилась она, – если не считаешь нужным. Я, в общем- то, ни о чем не спрашиваю… я пришла к тебе только потому, что мне некуда больше идти, а ты всегда был добр ко мне.
– Добр? Ты думаешь, я был добр к тебе? Ты так это называешь? Моя дорогая, я готов был поклясться, что мы с тобой лучше понимаем друг друга.
Обхватив одной рукой ее горло, Уэйд игриво, но болезненно надавил на чувствительные связки. Кассандра замерла в полной неподвижности и затаила дыхание. Он поцеловал ее, не разжимая губ, глядя на нее широко раскрытыми глазами и по-прежнему сжимая рукой ее шею.
– Как я рад, что ты пришла, – прошептал он. – Не сомневайся, я готов поделиться с тобой деталями своего плана. Я хочу, чтобы ты знала все.
Почему эти слова не вызвали у нее ни малейшего ощущения торжества? Его лицо всегда казалось ей жестоким, но никогда он не был так страшен, как в эту минуту. В его глазах светилось сдержанное возбуждение. У Кассандры возникла глубокая уверенность, что он причинит ей боль, что цена, которую ей придется заплатить за его откровения, окажется чрезвычайно высокой. Она молила Бога послать ей мужества, пока Уэйд гладил ее шею и шептал ей на ухо:
– Давай сначала поднимемся наверх. Мне всегда хотелось кое-что сделать с тобой. А потом я тебе все расскажу. Ты согласна?
– Да, – прошептала Кассандра совершенно неслышно.
– Ведь ты сама этого хочешь, правда? Ты хочешь, чтобы я тебя приласкал? Признайся.
– Я…
Она закрыла глаза и опять с трудом перевела дух.
– Я хочу, чтобы ты меня приласкал.
Он еще раз поцеловал ее, улыбаясь своей жуткой улыбкой потом обнял за плечи и повел к дверям.
– Хозяин велел зайти спросить, не надо ли вам чего, мэм?
Горничная во все глаза уставилась на бледную, как восковая фигура, женщину, которая сидела на краю кровати и трясущимися пальцами пыталась застегнуть сорочку на груди. Ей пришлось повторить свой вопрос прежде, чем молодая дама подняла голову и заметила ее присутствие.
– Может, вам чего подать, мэм? Может, чашку чаю?
– Чашку чаю, – механически, как эхо, откликнулась Кассандра.
Она не просила чаю, просто ей пришлось повторить эти слова вслух, чтобы уловить их смысл.
– Ну да, чашечку крепкого горячего чая. Хотите принесу?
Прижав пальцы к вискам, Кассандра попыталась вернуть себе способность думать.
– Нет… Мое платье, – проговорила она наконец, указывая на валявшийся на полу предмет, когда-то бывший платьем. – Оно… я его порвала. Вы не могли бы…
Простейшие слова не давались ей, словно испарились из памяти.
– Да, мэм, я могу его зашить, если хотите.
Горничная наклонилась и подобрала с пола измятую, изорванную, потерявшую всякий вид тряпку. У нее было миленькое, по-деревенски свежее личико. Держалась она как ни в чем не бывало, но Кассандра старательно отворачивалась, чтобы не встречаться с ней взглядом.
– Что-нибудь еще, мэм?
– Нет… Да! Могу я попросить перо и лист бумаги?
– Конечно, мэм.
– Спасибо.
Не в силах ответить на ее улыбку, Кассандра лишь проводила горничную взглядом, когда та присела в реверансе и вышла. Оставшись одна, она с трудом поднялась с кровати и дотащилась до зеркала над письменным столом, чтобы со смешанным чувством любопытства и отвращения посмотреть на свое отражение. Однако, если не считать восковой бледности, выглядела она как обычно. Только один синяк был на виду: лиловатый растекающийся кровоподтек на шее, след, оставленный его большим пальцем. Глаза казались свинцово-серыми, лишенными всякого выражения. Пережитый ужас не отразился в них. Во всем теле ощущалось гудящее, слегка покалывающее онемение: это кровь начала приливать к рукам, к ногам, к голове. Кассандра сосредоточилась на этом едва заметном физическом ощущении, цепляясь за него, как за хрупкий щит – тонкий и прозрачный, подобный крылу насекомого. Только он отделял ее от приступа истерии.
