проникнуть в предмет не объяснительно, а иначе. Преодолеть ограничения субъект-объектных отношений.
Когда любви нет, то понимания не будет. А когда все заполоняет подпольная ненависть, то не будет и объяснения. Будет только оргия подпольной пошлости, выдаваемая за интеллектуализм. Весь мир уже тошнит от этого. А наши пошляки остановиться не могут. Как не могут и понять масштаба вызова, с которым столкнулся настоящий либерализм.
Придется делать это вместо них. Потому что иначе содержание не раскроешь. Они не хотят развивать это самое содержание. И понятно, почему. Потому что на фоне такого содержания нечто слишком явственным образом обнаружится. Ну, а нам-то что бояться этого обнаружения? Нам-то оно и нужно. И потому мы должны восполнить отсутствие у них масштабного содержания. И перейти от мелочей к главному. Но что же главное?
Тупик свободы
Главное – это тупик свободы. Это огромная трагедия человечества. И обходить ее при обсуждении темы глупо и недостойно.
Я никогда, в отличие от многих, не имел ничего против либерализма как такового. Потому что либерализм связан с такой невероятно важной проблемой, как проблема человеческой свободы. Каждый, кто растаптывает свободу или даже девальвирует ее величие и важность, – для меня омерзителен. А поскольку настоящий либерализм – это подлинный певец свободы, то никакие расхождения с этим либерализмом не побудят меня кинуть камень в его сторону.
Но ведь нельзя не признать, что проблема свободы – это невероятно больная и почти тупиковая проблема XXI века. Что все оказалось намного сложнее, нежели это представлялось великим либералам прошлого. Они-то считали, что человека стоит только освободить, и он взлетит. Освободить его надо сначала политически (Великая Французская революция), затем еще и социально (Великая Октябрьская социалистическая революция и предшествующий ей призрак, который ведь не случайно бродил по Европе).
Потом оказывается, что освободить сразу и политически, и социально может только коммунизм и только в мировом масштабе. Потом выясняется, что есть паллиатив в виде западного социального государства. И что это и есть 'конец истории'. Потом выясняется, что история все равно не хочет кончаться. И ей надо помочь с помощью интервенций и бомбардировок (сравни – экспорт революций). Но все это мелочи.
Пусть экспорт, пусть бомбардировки. Пусть конец истории. Пусть западная либерально-социальная скука… ЛИШЬ БЫ ВЗЛЕТЕЛ ЭТОТ САМЫЙ ЧЕЛОВЕК. Лишь бы воспарил, освободившись.
Трагедия в другом – что не взлетает. 'Хороший ты мужик, – говорила героиня Нонны Мордюковой своему ухажеру. – Но не орел'. В этом настоящая трагедия. Потому что если вообще 'не орел', то что мы обсуждаем?
Но я и по поводу этой трагедии язвить не хочу. Трагедия – она и есть трагедия. Однако это у Руссо трагедия. И у Декарта, и у Монтескье. И у мучительно выясняющих отношения Локка и Гоббса. И у Сен- Жюста трагедия – Ромен Роллан описал. И у Ленина. И у Рузвельта.
У Афанасьева трагедии нет. У него есть один подпольный фарс на все времена. И что такое его свобода, понять не может никто, включая его самого. Это 'свобода от'?.. Это 'свобода для'?..
Мне вообще-то кажется, что наш либерализм не только антигосударственен, но и сугубо антигуманистичен. И что он потому и антигосударственен, что антигуманистичен. А что еще могут подарить нам с вами 'Записки из подполья' в режиме исторического нон-стоп?
И, опять же, пошляк отбрешется. Он потому и пошляк, что всегда отбрешется. В этом суть определенного типа спора. Когда говорят, что в таких спорах ГИБНЕТ истина, то это емкая, но не вполне точная формула.
Главное, конечно, в сходном, но другом… В том, что в подобных спорах истина НЕ РОЖДАЕТСЯ. Она не обязательно гибнет. Она именно не рождается. Потому что свойства спорящего субъекта таковы (смотри выше). А при таких свойствах – какая беременность и какие роды?
У Генрика Ибсена есть страшная философско-политическая драма. Называется 'Борьба за престол'. Суть коллизии в отсутствии королевской идеи у того, кто претендует на власть. В итоге этот претендент – ярл Скуле – гибнет ради того, чтобы тот, у кого есть идея, ее осуществил. И осуществивший называет ярла Скуле 'пасынком бога'.
Наш либерализм не погибнет ради осуществления чьей-то идеи. Как там ядовито писал А.Зиновьев? 'Секретарь обкома в бункере не удушится. Он скорее всех удушит, чем сам удушится'. Вот так и наш либерализм.
Стыдно и страшно об этом говорить потому, что либерализм этот – не без нашей помощи – 'монополизировал' категорию свободы. И ему ее отдали без боя. А свободу многие стали охаивать вообще. Это очень стыдно и мерзко.
Свобода – величайшее благо. И Россия это осознавала всегда. Другое дело, что в определенных условиях люди жертвуют свободой ради чего-то большего. На войне, например, жертвуют. А значит, свобода не является панацеей от всех бед. Иначе перед боевыми действиями в каждом взводе голосовали бы по поводу планов верховного главнокомандующего. И окончательный план принимался бы большинством голосов.
Абсолютно не собираюсь приравнивать все ситуации к военным. Я просто указываю на военную как на контрпример. Карл Поппер, яростный поборник свободы, говорил, что для опровержения чего-либо нужно не набирать статистику, а привести один контрпример. Так вот я и привожу один контрпример на тему о том, что свобода – не панацея.
Она не панацея во время ведения боевых действий? Ну, и хватит. Почему надо оспаривать, что где-то она незаменима? Я тоже так считаю. Проведите границу, покажите, где кончается эта незаменимость. На войне она кончается. Где еще?
Но не ради теоретического спора с Афанасьевым я стал реагировать. И не ради того, чтобы сводить счеты или проблематизировать какие-то дурацкие проскрипционные списки. Главное для меня, как всегда, содержание определенного исторического периода. В данном случае – того узкого и во многом переломного периода, который мы сейчас переживаем. Периода больного и неспокойного. Периода, требующего своей диагностики. А также прогностики. Давайте к этому и перейдем, используя Афанасьева.
Диагностика и прогностика
Мне кажется, что статья Ю.Афанасьева – это диагноз некоего состояния дел в стране. Дело не том, что Афанасьев ставит диагноз. А в том, что его статья – это диагноз. Причем, увы, долговременный.
А главное в этом диагнозе состоит в том, что в нюхе Афанасьеву не откажешь. У него есть нюх, как и у каждого нашего либерала ('у вас был правый уклон или левый? – запишите: колебался всегда вместе с линией партии'). Когда у людей нет ценностей (а я уверен, что у Афанасьева их нет ВООБЩЕ), они чем-то должны ценности заменить. Чем, кроме нюха?
Нюх этот отнюдь не сводится к потиранию рук в связи с выдвижением Д.Медведева. Тут-то как раз у изучаемого мною субъекта наличествует целая гамма противоречивых чувств. Удастся ли охмурить и кинуть… Не удастся… Что можно извлечь… Что потерять?
Есть более масштабный нюх – международный. 'Демпартийный' Вашингтон просто оккупирован нашими либералами, которые чуют, что республиканской власти приходит конец, и срочно составляют проскрипционные списки. Мои знакомые из США жалуются, что совокупный список наших сограждан, которые должны пострадать в связи с подозрительной близостью к республиканской администрации США, составляет уже более пяти тысяч человек. Что ничем, кроме доносов, 'либеральные гонцы из России' не занимаются. И что в доносах все сосредоточено на очень пошлых вещах (запрет на въезд в США, организация неприятностей по части собственности за рубежом и так далее).
Но это все лишь прагматический невроз, а не подлинная прагматика. За неврозом стоит нечто большее.
Первая причина возбуждения нынешнего либерала состоит в том, что он нюхом чует противоречивость нынешнего российского политического класса. С одной стороны, класс амбициозен и готов поиграть в патриотизм. И даже в самобытность. С другой стороны, он все глубже врастает в западное общество. Это уже не только счета за рубежом. Это собственность, бизнес, образование детей, натурализация семьи за
