масштабах, последние официальные данные 'Туркменгаза' о запасах газа в республике дают цифру более 20 трлн. куб. метров.
Такой огромный прирост запасов туркменские чиновники объясняют открытием новых месторождений в Прикаспии (месторождение 'Саг-Кенар' с объявленными запасами 1,7 трлн. куб. метров) и на Юго-Востоке (упомянутый выше Южный Иолотань с запасами более 7 трлн. куб. метров), а также обнаружением новых крупных запасов газа на уже действующих месторождениях (Довлетабад и др.). Однако независимого аудита этих, якобы, гигантских запасов при Ниязове ни разу не проводилось, и потому большинство экспертов – и в России, и за рубежом – ставит названные 'туркменские' цифры под большое сомнение.
В 2006 году в республике было добыто чуть менее 70 млрд. куб. метров газа, из которых около 50 млрд. поставлено на внешний рынок (42 млрд. в Россию по системе трубопроводов Средняя Азия-Центр (САЦ) и около 8 млрд. Ирану).
'Газпрому' туркменский газ продается на основании 25-летнего соглашения о сотрудничестве, которое в 2003 г. подписали в Москве В.Путин и С.Ниязов. В 2006 году была достигнута договоренность о том, что в 2007-2009 годах 'Газпром' будет ежегодно закупать в Туркмении до 50 млрд. куб. метров газа по 100 долл. за тысячу куб. м (для чего необходимо увеличить примерно на 10 млрд. куб. метров в год пропускную способность трубопроводов САЦ). Кроме того, Туркмения намерена с 2008 года увеличить до 14 млрд. куб. метров в год газовые поставки в Иран.
Если допустить, что через несколько лет Туркмения будет также поставлять 30 млрд. куб. метров в год Китаю и 40 млрд. куб. метров в год Европе, то общая добыча газа в республике, с учетом внутреннего потребления, должна будет возрасти примерно до 160 млрд. куб. метров в год. И тогда гипотетические 20 трлн. куб. метров газовых запасов республики будут 'съедены' за 120 лет, а более реальные 4-5 трлн. куб. метров – всего за 25-30 лет.
А это означает, что, грубо говоря, 'на всех желающих' туркменского газа на стратегическую перспективу, скорее всего, не хватит. И потому за него (и за соответствующие маршруты газопроводов) не может не развернуться (причем не когда-то в отдаленном будущем, а уже сейчас) острейшая борьба всеми конвенциональными и неконвенциональными средствами.
Нельзя исключать, что смерть Туркменбаши стала одной из первых 'боевых операций' этой борьбы. А ряд экспертов уже предполагает, что в ближайшее время эта 'геоэнергетическая' борьба приобретет и важнейшее геополитическое измерение. Прежде всего, в форме обсуждения в новой туркменской власти возможности прекращения пресловутого ниязовского 'категорического нейтралитета', и присоединения Туркмении к Шанхайской организации сотрудничества. А в ШОС, как известно, практически со дня основания 'первую скрипку' играет Китай.
А теперь подчеркнем, что ключевые газовые месторождения Туркмении, ориентированные на перспективный экспорт в Китай, находятся на территориях Лебапского велаята (правобережье Аму-Дарьи) и Марыйского велаята (мощная Довлетабадская группа месторождений и недавно открытый Южный Иолотань). То есть, на территориях, контролируемых в основном эрсарыйцами, лидер которых Акмурат Реджепов получил ключевые властные полномочия при новом президенте Бердымухаммедове (рис.26).
В то же время на коренных территориях ахалтекинцев (Ахалский велаят) газа и нефти почти не обнаружено.
Добавим к этому, что Ниязов, давший в последние месяцы перед смертью весьма щедрые газовые обещания 'евротуркменской' ориентации, вряд ли смог бы успешно выполнить 'противоположные' газовые обещания Китаю. Просто в силу личных конфликтов с узбекистанскими и казахстанскими элитами – а именно через их территории должна пройти наиболее короткая 'труба' в Китай. В связи с этим стоит отметить, что Ислам Каримов – единственный из постсоветских лидеров – отказался приехать на похороны Ниязова.
Добавим, что искомая 'короткая' труба в Китай должна пройти как раз по территориям, контролируемым в основном эрсарыйцами и частично местными текинцами (Марыйский и Лебапский велаяты).
Добавим, что в этом случае к 'китайской' трубе могут быть весьма выгодно для Ташкента подключены крупные узбекские газовые месторождения районов Газли и Бухары.
Добавим, что совсем недалеко от туркменских Довлетабадских газовых месторождений находятся 'соседние' иранские месторождения газа, от которых уже существуют магистральные газопроводы на территории Ирана. И потому иранская магистральная газопроводная система может быть, со сравнительно небольшими затратами, подключена к проектируемой 'туркменско-китайской' газовой трубе.
Добавим, наконец, что именно марыйцы и лебапцы (опять-таки, прежде всего, эрсары, а также часть марыйских текинцев) контролируют основную часть контрабандного 'спецтранзита' по линии Туркмения – Афганистан.
И в завершение напомним, что новый президент Туркмении Бердымухаммедов вряд ли случайно баллотировался в президенты именно от Марыйского велаята.
Таким образом, мы видим, что основные туркменские акторы элитно-кланового конфликта (условно – ахалтекинцы и эрсарыйцы) – одновременно отчетливо позиционируются и в конфликте геоэкономическом (энергетическом) и геополитическом. Первые – в основном в направлении Европы. Вторые – в основном в направлении Китая, а также (вспомним неафишируемые 'персидские' привязки!) Ирана.
То есть, в Туркмении перед нами развертывается не просто властный конфликт или властно-кланово- племенной конфликт, и не просто конфликт прагматических 'газовых' внешних ориентаций, а сложное 'переплетение' указанных конфликтов, с мощнейшим включением в них стратегических международных интересов.
И здесь необходимо подчеркнуть, что при любом исходе этих конфликтов основным 'проигравшим' может потенциально оказаться Россия.
Россия проиграет в случае появления любого из альтернативных маршрутов экспорта туркменского газа хотя бы потому, что в этом случае о 'дешевых' поставках из Туркмении придется забыть.
Россия, тем более, проиграет, если туркменской добычи не хватит на всех желающих, и поставки газа в Россию из Туркмении (а в перспективе, и из Узбекистана) резко сократятся.
Россия, к тому же, проиграет в случае появления Туркмении как альтернативного поставщика газа для Европы или Китая. Поскольку в таком случае резко снизится их зависимость от российского газа как предмета геополитического торга и 'геоэкономической дубинки' в руках Москвы.
Вот реальная цена для России идущей сейчас в Туркмении 'властно-клановой заварухи'. И именно с учетом такой цены (и связанных с ней туркменских кланово-элитных обстоятельств) следует рассматривать то, что сейчас происходит и будет происходить в Туркмении.
Укажем, что внутриполитический и геоэкономический исход туркменской клановой борьбы пока вовсе не предопределен.
Во-первых, ахалтекинские (а также западные йомудские) 'евротуркмены' вряд ли намерены сдавать свои позиции без борьбы. Тем более что в данном случае у них налицо не только европейские, но и турецкие (антииранские) и американские (антикитайские) союзники.
Во-вторых, в Узбекистане, через который должна пройти 'китайская' труба, пока что достаточно сильны элитные пророссийские настроения, а элита Казахстана, серьезно опасаясь Китая, тем не менее, по прежнему очень 'прислушивается' к советам и 'сигналам' не только из России, но и из Европы и особенно США.
В-третьих, освоение крупных месторождений, а также проектирование и строительство стратегических трубопроводов – дело совсем не быстрое. Оно, даже при самых благоприятных условиях, займет минимум 4 -5 лет.
Так что определенное время для принятия и реализации соответствующих решений у России – пока – имеется. И вопрос лишь в том, насколько эффективно будет потрачено это время.
Но времени, отпущенного России на реагирование, – очень немного. Прежде всего, еще раз подчеркнем, по той причине, что туркменская 'газово-клановая' ситуация не только быстро усложняется, но и приобретает измерение острейшей геополитической конфликтности (рис.27).
Хочется надеяться, что у российской элиты найдутся не только воля и интеллект для быстрого анализа и осмысления описанной ситуации, но и 'инструментальные возможности' для того, чтобы успеть
