Броуди еле удержался, чтобы не рассмеяться вслух: мелочной, педантичной, деловитой аккуратностью эта штука в точности напоминала свою хозяйку.
Анна подняла голову и послала ему холодный взгляд, словно догадавшись, о чем он думает. У нее и в мыслях не было кичиться перед ним своей образованностью, однако невольно и незаметно для себя она заговорила с назидательными, несколько даже покровительственными интонациями строгой классной дамы.
– Я решила, что нам лучше начать с чего-нибудь попроще, – объявила она. – Набросаем для начала общий вид сооружений нашего судостроительного завода. Вы должны иметь хотя бы самые общие представления о кораблестроении, потому что мы строим все – от клиперов <Быстроходное парусное судно с тремя-четырьмя мачтами и развитой парусностью.> до грузовых пароходов.
– А вам какие больше нравятся?
– Прошу прощения?
– Что вам больше нравится, клиперы или пароходы?
Она на мгновение задумалась.
– У меня нет особых предпочтений. И у тех и у других есть свои преимущества. Паровые суда более надежны, зато парусные обходятся дешевле. Я знаю, многие недовольны появлением пароходов, но сопротивление исходит от людей, которыми движет тоска по прошлому, а не практические соображения.
– Понятно. Но компания Журдена, ясное дело, идет и ногу со временем и ничего подобного не допустит.
Анна позволила себе снисходительную усмешку.
– Я вижу, вы тоже принадлежите к числу непримиримых, мистер Броуди. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы дали зарок «оставить море, если вся вода уйдет в пар». Вы называете уголь «купленным ветром» и оплакиваете конец парусной эпохи, когда мужчины были мужчинами, а корабли – кораблями. Теперь, по-вашему, ничего не осталось кроме безобразных и шумных двигателей, а кочегары и гребные винты только портят плавучесть доброго четырехмачтового судна.
Броуди ничего не ответил, и она вопросительно подняла брови, сама не понимая, почему ей так хочется вывести его из себя.
– Итак? Я угадала?
Судя по заходившим на скулах желвакам, она своей цели добилась, однако, когда он наконец заговорил, его голос звучал ровно.
– Ну что ж, доля правды в ваших словах есть, миссис Бальфур. Когда человек раз за разом нанимается в плавание на парусных судах, он привыкает к своей жизни, вроде как даже привязывается к ней. Хотя бы потому, что никакой другой не знает. Но когда он меняет паруса на пар, он по сути дела просто меняет один грязный кубрик на другой – такой же тесный и грязный.
Немного помолчав, Броуди добавил с тем же спокойным дружелюбием:
– Ну, рейсы, правда, покороче, жалкую плату задерживают не так часто, а принудительной вербовки становится меньше – вот и вся разница, миссис Бальфур. Но капитан по-прежнему вечно пьян, матросов все так же нещадно секут ни за что ни про что, а уж за малейшую провинность помощники капитана готовы глотку перегрызть. – Он наклонился через проход. – Сдается мне, мэм, что о славной жизни моряков рассуждают в основном романтически настроенные леди и джентльмены. Те самые, что носа не кажут из каюты и заказывают завтрак в постель, когда на море волнение в два балла.
Губы Анны плотно сжались. Броуди ясно дал понять, что считает ее одной из тех глупых барышень, которые идеализируют жизнь моряков, и ей неприятно было сознавать, что он отчасти прав. Она очень много знала о кораблях, но очень мало – о людях, плавающих на них. Броуди не сводил глаз с ее лица, его брови были вопросительно приподняты: Анна заподозрила, что он ее передразнивает. Ей стало досадно.
– Сколько вам было лет, когда вы впервые вышли в море, мистер Броуди?
– Четырнадцать.
– А сколько вам теперь? Двадцать восемь? Двадцать девять?
Броуди сухо усмехнулся. Она же прекрасно знает, сколько ему лет! Но ее вопрос открыл ему глаза на то, насколько ей тяжело признать – даже сейчас! – что он состоит в кровном родстве с ее драгоценным Николасом.
– Двадцать восемь, мэм.
– Двадцать восемь. Стало быть, четырнадцать лет в море. Однако Эйдин сказал мне, что вы получили удостоверение главного помощника совсем недавно, перед самым… арестом.
Последнее слово она произнесла, слегка запнувшись, как будто оно было иностранным и немного неприличным.
– Разве это не странно? Если не ошибаюсь, опытному моряку требуется в среднем не больше семи лет, чтобы получить полноценный капитанский патент и стать шкипером. Почему же у вас продвижение по службе заняло вдвое больше времени?
Уголком глаза Анна заметила, как Эйдин беспокойно ерзает на сиденье рядом с ней. Вне всякого сомнения, он решил, что она нарочно провоцирует мистера Броуди. Но ей было все равно. Помимо всего прочего ее возмущало, каким тоном Броуди обращался к ней, называя ее миссис Бальфур.
Притворная невинность ее вопроса больно кольнула Броуди.
– Такой благородной леди, как вы, мэм, вряд ли известно, что попасть на ют матрос может двумя путями: либо через якорную трубу, либо через транцевый люк.
Анне с досадой пришлось признать, что она понятия не имеет, о чем толкует мистер Броуди, хотя бесспорно ясно было одно: он нарочно несет всю эту тарабарщину на своем матросском жаргоне, чтобы сбить ее с толку.
– Вы своего добились, – отметила она с каменным лицом. – А теперь, может быть, соблаговолите перевести?
Броуди улыбнулся:
– Ют – это помещение для офицеров.
– Это мне известно.
Не вставая с места, он отвесил ей издевательски почтительный поклон.
– Тот, кто родом из богатой и знатной семьи, добирается до юта, расположенного на корме, через транцевый люк, находящийся там же. А у кого нет богатства и связей, тому приходится протискиваться через якорную трубу…
– Не надо мне объяснять, где находится транцевый люк, – оборвала его Анна. – И что такое якорная труба, я тоже знаю. Но ваше объяснение представляется мне чрезвычайно любопытным. Признаюсь, больше всего меня поражает то, какую убедительную отговорку вы для себя нашли. А впрочем, все это не имеет значения. Продолжим наш урок. Я вижу, нам предстоит долгий путь.
Броуди откинулся на спинку сиденья. Его лицо ничего не выражало. Да, это была всего лишь удобная отговорка, но он скорее согласился бы принять дюжину плетей, чем признать правоту миссис Бальфур. Подлинная причина его медленного продвижения по службе состояла в том, что до недавнего времени он просто не думал о карьере. Ему было все равно, получит он офицерское звание или нет.
Когда-то он был матросом-новичком – молодым, горячим и не очень-то дисциплинированным. Неизбежные наказания он выдерживал стойко, бравируя своей смелостью и бросая вызов старшим по званию. С тех пор много воды утекло: Броуди повзрослел, и гонора у него поубавилось. Время несколько отрезвило его. Oн получил удостоверение помощника капитана и решил, что это начало новой жизни.
А потом кто-то убил Мэри, и все покатилось в тартарары.
Он видел, что Анна вошла во вкус. Набросок судоверфи Журдена не уместился на одном листе, ей пришлось взять второй, чтобы пририсовать доки. Она с энтузиазмом объясняла назначение различных построек, радуя его слух своим правильным произношением, свойственным образованным людям высшего сословия. Броуди простил ей это невольное превосходство: уж больно ему нравился ее нежный и мелодичный голос.
Он бросил взгляд на О’Данна; адвокат холодно посмотрел на него в ответ. Билли Флауэрс прикорнул в уголке кареты и, по своему обыкновению, погрузился в сон. Анна что-то увлеченно объясняла, указывая на
