Христианство всегда оставалось бесплодным на Востоке, и даже император Константин был обращен в Галлии. Начиная с этого момента христианство становится величайшей религией мира, и если бы Рим принял в свое время решение об обязательном участии в богослужении всех граждан, чего требовал Синезий, епископ Кирен, то римская империя существовала бы и сегодня.
От самой низшей до самой высокой ступени католической иерархии должности не передаются по наследству, что является принципом всех современных демократий. Безбрачие священников не имеет никакого значения с точки зрения догматики, и доказать это можно хотя бы тем, что в христианстве восточного обряда, не разорвавшем свои связи с римской церковью, это правило не соблюдается; однако с политической точки зрения, целибат играл вплоть до наших дней главную роль в сохранении самого духа католицизма. Ни к чему другому мы так не требовательны, как к духовенству. Им позволялось иметь наложниц, и эта льгота нисколько не задевала их достоинства, поскольку даже те священники, которые не пользовались их услугами, все же выплачивали специальный налог.
Когда в феодальное право вводилась передача всех гражданских прав по наследству, католицизм оказался в большой опасности, поскольку священники стремились подражать герцогам, графам и виконтам. Если бы бракосочетание было разрешено священникам, то западная церковь превратилась бы в феодальную теократию с властью папы, передаваемой по наследству, что означало бы конец демократии. Монах Гильдебранд — это папа Григорий VII, который первым наступил ногой на голову ястреба и настоял на церковном безбрачии. Сегодня любое гражданское общество не позволяет передавать свои важнейшие посты по наследству, и поэтому нет весомых оснований сохранять институт церковного безбрачия; но во времена Рабле еще не пришла пора от него отказаться. Этот институт был весьма необходим для католической демократии. Без него дары церкви были бы недоступны народу, а ее имущество было бы конфисковано в пользу аристократии, как это и произошло в Германии и в Англии.
Поэтому Жан отстаивал безбрачие не менее упрямо, чем защищал собственность и права плебеев, чтобы сын раба мог надеяться получить свою долю. Если бы все решал сам народ, то было бы достаточно показать портрет воинственного папы Юлия II; но в этой церковной галерее находился и целый ряд портретов пап-принцев, написанных на очень плохом холсте. Церковь была намерена вернуться к своим плебейским традициям во времена папы Сикста V, который во всех отношениях был похож на брата Жана Зубодробителя, включая даже склонность к нецензурной брани.
Мы говорили, что в целом поэма Гаргантюа соответствовала по своей композиции четырем главным городам древнего кантона Тюрон; действие начинается в Лошэ, в стране роженицы, оно продолжается в Шателеролль, где на Грангузье, олицетворение мирного начала, напал Пикрохол, олицетворение начала военного. Последний персонаж терпит поражение в Шиноне. Гаргантюа разделил свои древние владения между лейтенантами Понократом, Эвдемоном, Тольмером, Итиболом, Акамасом, Хиронактом, Себастом, Александром и Софроном. Эти имена, тщательно подобранные, доказывают, что Рабле обладал полным знанием догм древнего масонства. Всего лейтенантов — десять. Чтобы получить 12 знаков Зодиака, следует добавить самого Гаргантюа, который олицетворяет в одно и то же время две перемены в направлении движения солнца, или два тропика — Рака и Козерога; но как король, наместник высшей власти на земле, он не может раздвоиться для выполнения столь трудной задачи, и поручает своему другу брату Жану Зубодробителю охрану тропика Козерога, а также основывает для него Телемское аббатство, куда принимают и мужчин, и женщин.
Не следует полагать, что идея создания обители для мужчин и для женщин была всего лишь плодом эротических фантазий веселого Постника с острова Жалкого. Нет, Телемское аббатство на самом деле существовало на территории кантона Турен и носило имя Фонтевро. Это было убежище аристократов, в которое хотя и допускались монахи и монашки, но во главе его стояла женщина, почти всегда принадлежавшая к королевской семье или, по меньшей мере, к высшему дворянству, потому что несколько королей и королев Франции были там похоронены.
Однако Телемское аббатство располагалось не в том месте, где было аббатство Фонтевро, так как автор сообщает, что к северу от него протекала река Луара, и, следовательно, оно могло находиться только возле города Тур. Поэтому, скорее всего, имелось в виду аббатство Мармутье, самое старое в Галлии. Оно носило имя победителя Цимбры, или, по меньшей мере, имя своей галльской покровительницы богини Мары и должно было находиться на месте древней школы друидов. К юго-западу от Мармутье можно обнаружить следы кладбища, где мужчины и женщины покоятся рядом друг с другом, ибо в Телеме, где были упразднены часы, время не имело никакого значения, нельзя не признать ту точку бытия, где время не имеет меры. Как и Виктор Гюго, Рабле был наследником пифагорейских доктрин наших предков и не признавал иного определения смерти.
Поэтому у него король оставил за собой царство жизни, а монах — смерти. Мы не будем останавливаться на особенностях Телемского аббатства, потому что оно более-менее точно воспроизводит черты знаменитого дворца Энтелехии, дворца Брунеля, садов Армиды и более древних — Цирцеи. В рыцарских романах посещение такого места было обязательным, и Рабле не мог его отменить. Счастье и свобода не принадлежат этому миру, их можно найти только в области Энтелехии, или Телем, то есть в царстве фантазии.
Но почему Телем и его шесть башен носят греческие названия, почему это аббатство было поручено воинственному монаху? Мы имеем здесь ввиду, что само слово «грек» было иероглифом войны (guerre), а также слова girer, переворачивать. Аббатство Телем было обителью монахов-греков, построенной для монаха-воина, потому что оно было посвящено закону переворота (girement loi). Имя аббатства Фонтевро имело то же самое значение (Fontevrault — font-vire-loi — перевернутый закон), это гробница Турена, и если римляне давали быку имя трио, то потому, что бык, на котором вспахивают землю, в конце борозды поворачивает обратно. Город Тур, таким образом, представлял в кантоне Тиронов знак Козерога. Здесь кончалось царство ленивой Марты, галльской богини смерти, и начиналось царство Мары, галльской богини деятельности, а также времени, которое начинают считать.
В пятую книгу «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле вставил одну сцену из «Сна Полифила». «Посреди птичьего двора располагался великолепный фонтан из алебастра; наверху стояли три Грации с рогами изобилия, и вода лилась из их грудей, рта, ушей, глаз и других отверстий на теле». Статуи граций можно обнаружить на могиле Екатерины Медичи, где они служили иероглифом переворота (girement). В глазах древних они, между прочим, ничем не отличались от трех Парок, и среднюю из них, олицетворявшую смерть или перемену жребия, обычно изображали повернувшейся спиной, чтобы тем самым передать идею неизвестности, ожидающей человека после смерти. Что касается воды, которая льется из всех отверстий, то это фонтан, открывающий воду (font ouvre l'eau — fonte vreault). Бэкон, сэр Веруламский, носил имя и звание, заимствованные из учений Квинты, резюмирующих идею Телемского аббатства. Расшифровка композиции этого фонтана будет выглядеть так: жребий, переворачивающий монету, фонтан, изменяющий закон (угол, где изменяется жребий), источник закона изменений. В Телемском аббатстве было шесть углов и такое же количество башен, а в том углу, где совершались изменения, находилась башня Артис, которая дала свое имя королю Артуру, или Артосу. Его имя на греческом звучало как Артер, что означает «связывать свою судьбу с чьей либо», а также «туфелька Золушки», которая была хрустальной (verre), потому что означала изменение души (virement de l'ame — verulam), изменение, которое происходило в самом нижнем углу аббатства (bas coin — basscoin — то есть на птичьем дворе). Отсюда берет свое начало и рождественский башмак, часто встречающийся на греческих надгробиях. Такое надгробие и есть артер Телемского аббатства.
На фоне всей этой архаики Рабле дает описание аристократического двора королевы Наваррской, к которому не допускались ханжи, кляузники, ростовщики и зануды и который во всем своем величии был открыт для рыцарей, провозвестников Святого Евангелия, читавших его громко и быстро, а также знатных дам, которые занимали самое почетное место, то есть справа от башни Артис и слева от башни Мезембрины. Такова была германская традиция, которая допускала, что доброе, то есть солнечное, начало воплощено в женщине, и наоборот. Однако немцы не обладали монополией на подобного рода галантность по отношению к противоположному полу, которому мы обязаны своим появлением на свет, и алтарь двенадцати богинь галлов отличается признаками той же самой традиции.
Лютеранство Рабле не пережило его покровительницы, королевы Маргариты, у которой оно, как верно заметил бедный Десперьер, было поверхностным. Однако, кажется, что она пыталась примирить гугенотов
