Его девиз — закон Квинты предполагает, что она живет в изобилии.
Это изобилие (plenitude) было представлено полной луной (pleine lune), луной вечной (lune eterne) или магическим светильником (lanterne) волшебной страны (Lanternois), — короче говоря, луной, на которую Ариосто отправляет души, завершившие свое земное существование. Солнце олицетворяло собой прошедшее, или настоящее, а луна — будущее, то, которое наступит после нас; отсюда и идут насмешки брата Жана Зубодробителя, который напоминает об одной особенности всех инициации лунопоклонников:
Рядом с девизом лунопоклонников, изображенным на щите Генриха II, Карл IX разместил свой солнечный девиз, легко читающийся на французском языке. Это женщина со змеями в волосах: mere che poil besse, или merci plebe, то есть милосердие для народа. Рабле, напротив, обвиняет секты лунопоклонников в поддержке тиранических режимов и в обмане простого народа. Это обвинение остается действительным для тех стран, где еще продолжают господствовать доктрины Квинты, то есть для всего мусульманского мира и для некоторых европейских государств, которые не стоит здесь называть; отказ от всякого милосердия и от любых нравственных запретов исповедует макиавеллизм, единственная аксиома которого: сила выше права.
NATURA QUITE или QUIETE играет большую роль в рыцарской литературе. Это Смиренная (coi — coin) Вдова из знаменитого романа о Белом Тиране. Сам Дон Кихот (Quichotte — Quiete) был, как известно, Рыцарем Луны и олицетворял собой лунный принцип.
Мараба бесашем можно обнаружить в Кейфе мусульман. Это слово означает приятное чувство покоя, которое достигается адептами культа божественной бутылки благодаря гашишу, опиуму, или упражнениям дервишей, приводящим к таким удивительным и совершенно невероятным результатам. Отсюда же, из сект лунопоклонников, происходят и все жонглеры и обманщики простого народа, которым Рабле дал имя энгастромифов.
Теперь, полагаю, мы уже достаточно прояснили суть дела, чтобы приступить к анализу пятой книги Пантагрюэля, то есть книги Квинты.
Известно, что это продолжение путешествия Панурга, предпринятого им с целью получить совет у оракула божественной бутылки. Если в предыдущей книге Рабле почти не выходил за рамки политического памфлета, то на это было несколько различных причин, и в первую очередь — его равнодушие к религиозным вопросам.
Его продолжательница, напротив, была горячей сторонницей догм лунопоклонников, и именно поэтому — слишком язычницей для того, чтобы остановиться на унылой нравоучительности протестантизма, который казался ей еще более нелогичным, чем католицизм. Парадин в своей книге о героических эмблемах описывает ее придерживающейся единственной твердой и положительной догмы лунного культа: «Диана Пуатье, знаменитая герцогиня Валентинуа, дама весьма религиозная, верила в воскресение мертвых и имела твердую надежду, что после смерти ее ожидает другая жизнь. Вот пример, который показывает, насколько она была религиозна: ее могила украшена стрелой, обвитой зеленой веткой».
Такая же обвитая зеленью стрела находится и на дверях часовни замка Анэ. Это и есть закон турков (Turque loi), или закон обмена (loi du troc), который Рабле в своей войне колбас изобразил в виде свиньи и нищих, или поваров. Доктрина лунопоклонников предполагала абсолютное равенство всех судеб, олицетворяемое четками, все бусинки которых полностью идентичны; каждый является не более, чем зернышком. Поэтому Эпистемон, вернувшись из другого мира, рассказывает, что видел Александра Великого, который чинил старый башмак. Четки, олицетворяющие цепочку существований, представляют собой, таким образом, исключительно мусульманский символ; однако ранее на греческих надгробиях мне приходилось видеть голову пелопа, или фаллос с глазами, символ горя и невзгод (на греческом — «флапс»). В глазах лунопоклоников земное существование — только горькое пробуждение из вечного покоя природы. Блаженство — это сон бессмертного существа при переходе из одного состояния в другое; люди населяют свои фантазии самыми приятными воспоминаниям о предыдущем существовании; отсюда необходимость быть счастливым в этом мире, чтобы унести память об этом счастье в другой. Это абсолютно неземной рай Магомета, соответствующий теориям масонства, то есть каменщиков, которые строят свою будущую судьбу. И поскольку будущее должно быть зеркалом настоящего, то жизнь воина, мудреца или сладострастника должна соответствовать его собственным вкусам.
Нет ничего загадочного в «Острове Звонком»; это открытая и кровожадная сатира в адрес римского духовенства и Мальтийского ордена, которые были сторонниками солнцепоклонников. Поединок изображен блестяще, хотя и холодно. Панург не олицетворяет больше колебания Генриха II между своей женой и любовницей, а Пантагрюэль — веселое эпикурейство своего отца. Брат Жан так же груб, но скорее циничен, чем весел. Они теперь не более, чем единомышленники и адепты Квинты, обладающие поразительным объемом знаний, главным образом, в области астрономии, которой, по словам Парадина, Диана страстно увлекалась. Однако мощное дыхание Рабле уже не оживляет этих героев, и читатель легко может почувствовать, что могущественную герцогиню пугали кинжал, яд, или ловко подстроенное падение с лошади, которое могло бы отправить ее в рай Квинты. Вместе с тем она совсем не опасалась костра или удавки пантагрюэлиона, всегда готовой затянуться на горле простого монаха.
Было бы ни к чему тратить время на расшифровку всех встречающиеся в этой книге более или менее изобретательных трюков со словами. Так, например, длиннопалые и крючкорукие апедевты — это парламент. (…)
Вся оригинальность V книги сводится на самом деле к тому, что это книга Квинты. Что же составляло тайну этой загадочной партии? Это ковчег из храма Соломона, или сам Иегова в образе пустой гробницы, олицетворяющий собой Запад и смерть.
Как верно заметил Сент Ив д'Альвейдр, Иегова является, в сущности, именем одновременно мужским и женским, то есть это имя андрогина; оно состоит из двух временных форм глагола: IE, который обозначает прошедшее время, он был, и EVE, будущее время, он будет. Первая часть этого имени олицетворяет прошлое, и камень на троне в Апокалипсисе выражает эту же идею; это Единое Платона. Вторая часть соответствует запечатанной книге, на еврейском Голин. Это непорочная дева. Это усия Святого Иоанна и эркхоменон Платона. Соединение двух лиц божества образует девственного человека-андрогина из легенд друидов. Начало всего живого — это агнец, на греческом Арнес или Криос, который сломает печать книги, или разрушит тайну будущего. За этим насилием немедленно следует наказание, которое будет смертью, что выражено в следующем стихе:
Эта смертная казнь заключалась в том, что осужденного приковывали к колонне, на которой древние записывали свои законы и которую они называли таврос, или ставрос. Тогда будущее, то есть дева, которая приходит за нами, переходит в состояние прошлого; неизвестное становится известным; неопределенное определенным; но, в конечном счете, настоящее есть не что иное, как математическая точка, существование которой во времени настолько коротко, что в древних языках, в частности в еврейском, не было слова, которое бы его выражало. Это не более, чем иллюзия моего Я, падающего в пропасть вечности. Человек подобен пассажиру, усевшемуся на передней скамье движущегося по железной дороге
