чтобы держалось. Ожерелье между ними было из глиняных бусин, покрашенных в красный и желтый цвета. Головной ее платок и передник тоже были грубыми и не слишком чистыми. Лейв прислушивался к их разговору, но имя Догады ни разу не было названо. Он уже стал беспокоиться, не случилось ли с девочкой беды, но тут тролль повернулся к нему.
– Люди говорят, что отдадут тебе Хромушу, если ты заплатишь, – объявил он викингу. – Она много ест и мало работает, она им не нужна. Сколько ты можешь дать за нее?
Хозяева вглядывались в лицо викинга, ожидая его ответа. Их острые глаза уже заметили серебряную пряжку и наконечник его пояса, обручья на обоих запястьях, меч и нож, тоже стоившие немало. Но строгое лицо северного гостя говорило о том, что его трудно заставить заплатить больше, чем он сам собирается. Лейв знал цены на рабов: ребенок стоит половину цены взрослого – полмарки серебра или две словенских гривны. Хромота девочки делала цену еще меньше. А здесь, где люди кормятся от леса и реки и редко видят серебро, можно заплатить еще меньше, чем платят в городах.
Лейв вынул из кошеля на поясе три серебряные монеты – один арабский дирхем и два денария. Протянув на ладони одну монету хозяину, две другие он показал издалека. Мужчина осторожно взял у его денарий, казавшийся крохотной серебряной чешуйкой в его корявых неловких ладонях, и принялся рассматривать.
Лейв оказался прав в своих расчетах – такой монеты лесной хозяин еще не видел. Женщина вытянула шею, стараясь разглядеть дирхем в ладони Лейва, дернула мужа за рукав. Дирхем был вдвое больше денария и больше понравился ей. Лейв подал монету женщине. С жадностью схватив, она оглядела дирхем с обеих сторон, что-то бормотала, качала головой, разглядывая непонятные переплетения рисунка, и приложила к своему глиняному ожерелью. Видно, монета ей понравилась, и она закивала головой. Мужчина и женщина обменялись несколькими словами, а потом хозяин протянул Лейву ладонь, а на второй руке показал три пальца. Лейв покачал головой.
– Девочка, – сказал он по-словенски и вопросительно огляделся.
Хозяйка сказала что-то и торопливо пошла со двора. Дирхем она крепко зажимала в ладони, как видно, решив никогда и ни за что не выпускать.
– Она в лесу, – пояснил Лейву тролль. – Пасет коз. Сейчас ее найдут. Но люди хотят не три такие блестящие ракушки, а три и еще одну.
– Сначала девочка, – сказал Лейв.
Хозяин показал ему на бревно под тыном, а сам сел на крылечко. Пускать чужака в дом он, видно, боялся. Хотя, как подумал Лейв, взять у него все равно было бы нечего.
Издалека долетал пронзительный голос хозяйки – она звала девочку. Через некоторое время за тыном послышалось тонкое блеяние, и в ворота вбежали одна за другой три серые козы. За ними шла хозяйка с хворостиной в руке. Она посмотрела на Лейва, махнула рукой куда-то за ворота и погнала коз в хлев.
Лейв встал и вышел за ворота. И увидел девочку. Сильно хромая, она шла через поляну к воротам. Из- за хромоты она и отстала от хозяйки. Еще раньше она заметила возле ворот чужого коня с круглым щитом возле седла и прислоненное к тыну копье. А когда вдруг рядом с конем появился высокий светловолосый человек, девочка остановилась и стала его рассматривать.
В первый миг Лейв не узнал ее. Он помнил, какой она была прошлым летом, но время сильно изменило ее. Она стала чуть выше ростом, но сильно похудела. Ее лицо было бледным, на щеках вместо румянца была серая зола. Худые исцарапанные руки и ноги виднелись из грубой рубахи с короткими рукавами и обтрепанным подолом. На боку рубаха была порвана, но не зашита, а стянута тонким прутиком. Давно немытые, спутанные волосы бесцветными прядями выбивались из тонкой косички и висели по сторонам лица с огромными, как теперь казалось, глазами.
Сначала она смотрела на Лейва безразлично, а потом на лице ее вдруг отразился ужас. Самое страшное в жизни воспоминание вызвал в ее памяти этот высокий сильный человек с прямыми чертами лица и светлыми волосами. Взгляд этих глубоко посаженных стальных глаз был для нее как удар ножа. Слабо вскрикнув, девочка повернулась, словно хотела убежать, но упала и осталась сидеть, сжавшись в комочек и спрятав лицо в грязных ладонях. Она была похожа на маленького испуганного зайчонка, и этот ее крик и ужас вдруг пронзили болью душу Лейва. Новое чувство, которого он никогда прежде не испытывал, – острая жалость к слабому и беспомощному существу – перевернуло его сердце, и он торопливо направился к ней.
Хозяин позади него выскочил из ворот, испугавшись, как бы гость не увез девочку, не заплатив остатка, и на всякий случай схватил повод его коня. А Лейв опустился на колени возле девочки и осторожно прикоснулся к ее плечу.
– Догада! – тихо позвал он, словно боялся и голосом ранить ее. – Догада!
Девочка приподняла голову, из-под пальцев показались ее глаза. Она боялась варягов больше огня, но от этого человека она нежданно услышала свое имя. Это казалось чудом – имя, которым звали ее отец и мать и которое навеки умерло вместе с ними, теперь ожило в устах варяга. Он был похож на убийцу ее родителей, но глаза его смотрели на девочку не с жестоким безразличием, как у тех, в Ладоге, а с тревогой и участием. Слишком давно она не видела тепла в человеческих глазах, и сейчас не верила всему, что с ней происходит.
– Догада, – еще раз повторил Лейв, позабыв все русские слова и стараясь в одно это слово вложить все, что хотел бы сказать ей. На память ему пришло славянское название Альдейгьи, и он старательно выговорил: .
– Ладога, ты понимаешь? Ладога. – И показал рукой на юг, туда, где лежал за лесами ее родной город.
Девочка молчала и не сводила с него глаз, но вместо ужаса в них застыло потрясение. Лейв осторожно помог ей встать, но побоялся, что она не устоит на ногах. Тогда он взял ее на руки, – она показалась ему легкой, как щенок, – отнес к своему коню и посадил на седло. Девочка уцепилась за гриву, а Лейв протянул хозяину три монеты. Он больше не спорил о цене, он только хотел поскорее уехать отсюда и увезти девочку. Хозяин взял монеты и унес за ворота, торопясь их спрятать, пока гость не передумал. Не оглянувшись больше на лесной двор, Лейв взял свое копье и отцепил повод от тына.
Из ворот появился тролль. Его лицо было искажено уродливой усмешкой.
– Идем назад, – похихикивая, сказал он Лейву и засеменил обратно в лес.
Лейв пошел за ним, ведя на поводу коня и то и дело оглядываясь на девочку.
