В том же году Василий Грязной, как и другие «угодницы царевы», выступил против митрополита Филиппа, «тщахуся с престола его изгнати». Годом позже опричник принял участие в «суде» и расправе над своим бывшим господином князем Владимиром Старицким и его семьёй. Скуратов и Грязной устранили прежнее опричное руководство — отца и сына Басмановых и князя Вяземского — и заняли его место в качестве думных дворян «из опричнины». Но в отличие от более удачливого, а может быть, и более способного Малюты, Грязной и его родня, Ильины и Ошанины, не сумели удержаться при дворе. В период чистки опричного двора в 1571 году был отравлен «ближний спальник» Григорий Большой Грязной, убит начальник и судья опричного Земского двора в Москве Григорий Меньшой, заживо сожжён сын судьи Никита.
«Васютка» Грязной избежал участи своих двоюродных братьев, но, кажется, всё же лишился прежнего доверия и не был приглашён на свадьбу царя с Марфой Собакиной в 1571 году. После гибели Малюты Ильины были изгнаны из опричной Думы. В. Ф. Ошанин отправился на воеводство в замок Пайде, а позже был арестован и увезён в Москву. Сам Василий Грязной получил назначение в Нарву, а оттуда был послан в крепость Данков на южной границе для наблюдения за передвижениями татар; его поместье в Новгороде к весне 1573 года было передано другим лицам. Во время разведки в степи Грязной, неудачно ввязавшись в бой, попал в плен к татарам.
Написанные в плену письма царю дают некоторое представление о характере одного из главных опричных командиров. Он бывал весёлым сотрапезником государя, но теперь Иван Грозный упрекал его за легкомыслие: «Али ты чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушаньем шутити?» Василий в ответ не удержался от шутливого тона, но стремился подчеркнуть свою отвагу, хотя и выглядел человеком хвастливым и тщеславным. Оправдывая своё пленение, он уверял царя, будто все воины его отряда побежали от врага, а он один схватился и в неравной схватке сражался с 280 татарами и сумел убить и ранить многих противников. И даже находясь в плену, он якобы каким-то образом «государевых собак изменников… всех перекусал же, все вдруг перепропали, одна собака остался — Кудеяр, и тот, по моим грехом, маленко свернулся…».
Девлет-Гирей допускал Грязного к дипломатическим переговорам с московскими посланниками, рассчитывая, очевидно, на выгодный обмен, выкуп или какие-то существенные уступки с русской стороны. Простоватый пленник едва ли разбирался в этих восточных хитростях и всерьёз считал себя важной фигурой; в письме царю он сообщал о том, что сам хан советовался с ним об условиях заключения мира между Москвой и Крымом: «…на поминках ли, деи, или, деи, на Казани и на Астрахани?» (то есть требовать ли денег или передачи недавно присоединённых к Московскому государству Казанского и Астраханского ханств). Но в Москве вмешательство опричника в дипломатическую сферу не оценили. В 1578 году Иван Грозный писал хану: «Вася Грязной — полоняник и молодой человек, а меж нас ему у таких великих дел делати и быти у такова дела непригоже». В наказе посланнику в Крым князю В. Мосальскому царь велел сказать Грязному, если тот опять попробует вмешаться в ход переговоров, «что он дурует — хто ему у того дела быти велел».
Иван IV готов был выплатить за любимца немалый выкуп в две тысячи рублей, но решительно отказался менять его на видного крымского полководца Дивея-мурзу. «…y Дивея и своих таких полно было, как ты, Вася, — писал царь бывшему придворному, — тебе, вышедчи ис полону, столко не привесть татар, ни поймать, сколко Дивей кристьян пленит». Грязному, скорее всего, так и не суждено было вернуться на родину. Хан сообщал, что собирался было после выкупа одарить и отпустить пленника, но затем решил задержать до тех пор, «как ваши послы большие будут». С этого момента имя Грязного в источниках не встречается, и дальнейшая его судьба неизвестна{29}.
В конце опричнины в думные дворяне были пожалованы выходцы из родовитой, но захудалой семьи Нащокиных: в одном местническом деле опричный голова Роман Пивов говорил про её представителя Романа Олферова, что «их роду были многие в Можайске в приказщикех городовых, а иные де в холопех». Роман Олферов-Нащокин в холопах как будто не был, но начал службу стрелецким командиром и в первые годы опричнины выступал в скромной роли дворянского головы. Однако после почти двадцати лет военной службы он неожиданно в январе 1571 года получил назначение на Казённый двор в помощники главному земскому казначею князю Василию Литвинову-Мосальскому, а затем был сделан печатником.
В качестве «печатника и думного дворянина» Олферов сопровождал царя в Новгород зимой 1571/72 года. Опричный государственный муж честно признавался: «Яз грамот не прочитаю, потому что яз грамоте не умею», но был горд доверием и полагал, что для исполнения служебных обязанностей вполне достаточно рвения. Более того, опричный выдвиженец начал местничаться со своим начальником и заявил в челобитной: «Я, холоп твой, не ведаю, почему Мосальские князи и хто они». Казначей стерпел бесчестье и смиренно признал, что «своего родства Мосальских князей не помнит», что его противник «человек великой, а я человек молодой» и что «счету он с Романом не держит никоторова».
Но и сам полюбившийся царю неграмотный печатник в «великие» дела не мешался, место своё знал и исполнял то, что прикажут. Он принимал участие (скорее всего, сугубо представительское) в дипломатических делах: в декабре 1571 года «являл» крымских гонцов, в феврале 1572-го — крымских послов, а в сентябре представлял царю дары польского посланника Константина Воропая. Как и Малюта, в 1573 году Олферов участвовал во взятии Пайде, но уцелел, благополучно пережил своего благодетеля и умер около 1590 года. Так простота порой обеспечивала завидную карьеру и, что не менее важно во времена Ивана Грозного, спокойную старость бравого вояки и «великого человека» опричнины.
Двоюродный брат Романа, Михаил Безнин, начал служить несколько позже, с конца 1550-х годов. Как и Олферьев, он был дворянским головой, но в опричнину попал раньше, уже в 1565 году, и уже через пару лет стал вторым воеводой сначала передового, а затем и большого полка. После сожжения Москвы Девлет- Гиреем Безнин отстраивал городские укрепления, а вскоре получил почётное назначение — в дядьки к царевичу Фёдору. В этой должности опричник пробыл, кажется, недолго и уже в 1571/72 году был назначен первым воеводой в Нарву, а в январе 1573-го участвовал в штурме Пайде. В последующие годы он по- прежнему служил воеводой в полках и городах и только в 1582-м стал думным дворянином, а закончил жизнь постриженником и администратором Иосифо-Волоколамского монастыря старцем Мисаилом.
Потомок бежавшего в Литву тверского боярина Василий Григорьевич Зюзин сопровождал царя «в окольничево место» в походах 1567 и 1570 годов. Он же участвовал в новгородском погроме, будучи начальником передового отрада из трёхсот всадников. Думный дворянин Иван Черемисинов находился «в стану у государя» в походе на Девлет-Гирея в сентябре 1570-го, в том же году «являл» крымских гонцов во время приема их в Александровской слободе, в феврале 1572 года вместе с Малютой Скуратовым и дьяком Андреем Щелкаловым вёл переговоры с крымским гонцом Янмагметом, после разгрома Девлет-Гирея ездил к воеводам с «царским жалованным словом» и денежным жалованьем, в качестве головы в «стану у государя» участвовал во взятии Пайде, после чего, вероятно, умер.
К концу опричнины видную роль в опричной Думе играл Дмитрий Иванович Годунов, который стал в 1571 году царским постельничим и привёл ко двору своего племянника, юного Бориса. Молодой опричник в 1570–1572 годах служил оруженосцем в свите царевича Ивана, а на царской свадьбе в октябре 1571 года присутствовал в качестве дружки. Дядя весьма выгодно женил его на дочери Малюты Скуратова. Зять Малюты был слишком молод, чтобы играть в опричном правительстве самостоятельную роль, но прошёл хорошую школу, опыт которой пригодился ему в борьбе за власть и царский трон на исходе столетия.
В отличие от претендовавших на главные роли основателей опричнины и сменившей их титулованной знати эта опричная «гвардия» второго ряда намного более успешно пережила чистку конца 1560-х — начала 1570-х годов. В глазах подозрительного царя Ивана не обременённые влиятельной роднёй, излишними знаниями и политическими амбициями служилые выглядели более надёжными исполнителями его замыслов. Другое дело, что по своему уровню они едва ли могли претендовать на духовную близость с царём-интеллектуалом — но от верных холопов того и не требовалось. Однако, помимо неграмотного печатника Олферьева, государю для управления опричным «уделом» нужны были и более квалифицированные слуги.
Опричные приказные
