дней дороги.
Вид берега быстро менялся, за обрывистыми склонами вдалеке вставали новые и новые горы. Эти горы уже принадлежали Медному лесу, внутренней области Квиттинга, и Альвкара завладела воображением Хельги с новой силой. Теперь она была уже где-то рядом – от этой мысли сердце начинало сильно биться. Горы Квиттинга, поросшие лесом, темно-зеленые с голубоватой дымкой, выглядели загадочными, скрывающими множество тайн, почти живыми. Низкие серые тучи пасмурного дня лежали, казалось, прямо на вершинах гор; как знать, что они скрывают под своим густым покровом? Не видно было ничего похожего на площадку, окруженную бурным пламенем, да Хельги и не ждал ее увидеть. Не может быть, чтобы для колдовского сна валькирии Один выбрал гору, которую можно увидеть с любого проходящего корабля. Ее гора подальше… «Как ее найти?» – снова и снова задавал он себе вопрос. Придется расспрашивать, и надо быть готовым к тому, что собеседник посмотрит на тебя с сомнением и ответит что-нибудь вроде: «Ты ничего не путаешь, ярл? Сорок лет тут живу, никакой Альвкары у нас в округе не бывало. Альва одна есть, Альвдис была, да померла зимой… А, у Хринга Рябины младшая дочь Альвхильда. А Альвкары никакой у нас нет и не было».
Что людям до древних сказаний? У них и своих забот хватает.
Песнь, услышанная в усадьбе Островной Пролив, все еще звучала в памяти Хельги. Образ Альвкары, прежде расплывчатый – он ничего-то не знал о ней, кроме того, что у нее пышные рыжие волосы, – теперь стал очень живым и ярким. Как горда, как отважна, как горяча сердцем была эта девушка! Как была она привязана к брату!
Как хорошо! Хельги как наяву видел все это – и стяг, вышитый белыми руками конунговой дочери, и ее саму, подающую блестящий шлем воину, готовому в поход, – и воином этим был он сам, Хельги. Он видел ее, простирающую руки к небесам перед обагренным кровью жертвенником, молящую богов о защите для брата от вражеского оружия. И волосы ее точь-в-точь такого же цвета, как бурное жертвенное пламя, такой же неистовой волной вьются по ветру… «Она всегда сопровождала брата в походах…» Должно быть, она с детства все хотела делать вместе с ним, и копье валькирии, врученное Одином, не показалось ей новостью…
Сердце сжималось при мысли, как велико было ее горе – хуже самой смерти стала для нее смерть того, кто был неотделимой частью ее самой. И как велика была любовь брата к ней, если он, даже мертвым, нашел в себе силы утешить ее… Хельги видел высокую, стройную деву, стоявшую на коленях, в горести склоненную над мертвым, видел ее белые руки, закрывшие лицо, видел слезы, капающие сквозь тонкие пальцы на грудь павшего… Он бы тоже встал, если бы над ним проливала слезы та, что умеет любить так горячо и самозабвенно… И сейчас Хельги готов был сделать что угодно, пройти через подземные миры и морское дно, повернуть реки и сдвинуть горы, лишь бы только найти ее. Разбудить ее от колдовского сна, дать ей новую жизнь… Любовь такой девушки – величайшее сокровище, ради которого не жаль ничего и больше которого не будет никакая слава, никакие богатства! Ей даже необязательно быть такой уж красивой…
Нетерпение Хельги передалось и кораблю: «Железный ворон» шел первым, хотя разумнее было бы пропустить вперед «Длинногривого волка», гребцы и кормчий которого гораздо лучше знали здешние воды. Хельги стоял на носу и благодаря этому первым увидел, как из-за низкого, каменистого, лишенного растительности мыса выходит навстречу корабль. На штевне его возвышалась бычья голова, выкрашенная в черный цвет и увенчанная огромными белыми рогами. На мачте пламенел, как кровавая луна, красный щит, знак войны. Хельги не сразу опомнился: этот корабль выплыл как бы из его собственных мечтаний и в то же время напоминал о разговорах, слышанных наяву. И не далее как у кюны Ульврун несколько дней назад…
Мгновенно все мысли об Альвкаре, о любви, страдании и огненных горах исчезли из головы Хельги.
– Да это Бергвид! – Аудольв Медвежонок подбежал сзади и ударил Хельги по плечу, словно хотел разбудить. – Черная Шкура! Да возьмут его тролли! Вот так встреча! Хельги ярл! Сам Один нам его послал! Только что ведь говорили! Давай ключи!
С «Длинногривого волка» затрубил рог, предупреждая об опасности; с «Лебедя» Торвард ярл немедленно ответил боевым призывом и первым стал спускать парус, готовясь к бою. Фьялли, хоть и уступали прочим дружинам числом, по части боевого задора могли подать пример кому угодно: для них не стоял вопрос, сражаться или не сражаться, и они уже забегали, сворачивая парус и укладывая мачту, чтобы облегчить передвижение корабля. Торвард ярл уже сидел возле оружейного ящика, отпирая замок, и тут же мечи и секиры пошли по рукам; фьялли снимали щиты с бруса, где они висели во время плавания, сбрасывали плащи. Оруженосец Торварда уже держал наготове его щит и копье; мельком перехватив взгляд Хельги, Торвард что-то весело крикнул, и вид у него был такой, словно он получил неожиданное приглашение на пир.
На остальных трех кораблях разворачивалась похожая суета. Встречу с Бергвидом Черной Шкурой именно сейчас следовало посчитать большой удачей: едва ли каждый из троих – Даг хёвдинг, Торвард ярл и Хельги ярл – смог бы найти себе боевых товарищей лучше, чем двое других.
– Пойдем вперед! – не оборачиваясь, распорядился Хельги. – Ключи!
Отцепив от пояса ключ от оружейного сундука, он протянул его назад, не оборачиваясь; ключ перехватили, кто-то загремел замком.
– Это будет песня! – приговаривал Аудольв Медвежонок, резво бегая по кораблю и раздавая оружие. – Это да! Вот это подарок! Возьми его тролль!
«Железный ворон» замедлил ход. «Черный бык» уже целиком вышел из-за мыса, за ним показался еще один корабль. Воображение рисовало, что вражеские корабли так и будут идти сплошной цепью, один за одним – «так что по их бортам можно было перейти от одного берега до другого, как по суше». «Железный ворон» медленно двигался вперед. Три других корабля догоняли его, выстраиваясь в ряд для битвы.
Хельги напряженно вглядывался в «Черного быка»: ему страстно хотелось увидеть Бергвида Черную Шкуру, взглянуть ему в лицо. К нему приближалось живое сказание, кровавое и страшное, ставшее неотделимой частью семи морей за последние десять лет. Каков же он, то ли человек, то ли злой дух, наводящий страх на Морской Путь, возбудивший к себе ненависть даже самих квиттов, конунгом которых он себя звал? Под передним штевнем «Черного быка» стоял довольно рослый темноволосый человек в блестящем шлеме, в кольчуге под черным плащом. Это мог быть только он.
– Хельги ярл, возьми! – Кто-то сзади подал ему шлем и кольчугу, Аудольв Медвежонок помог надеть ее. Хирдман встал рядом с ним со щитом наготове, другой подал Хельги копье.
– Кто смеет плавать тут, возле моих берегов! – закричал тем временем человек в черном плаще, приставив ладони ко рту. – Я, Бергвид сын Стюрмира, конунг квиттов, требую ответа!
– Я – Даг сын Хельги, хёвдинг восточного побережья! – крикнул в ответ ему Даг Кремневый. – Ты мог бы меня узнать, хотя мы давно не виделись. Десять лет назад ты был гостем в моем доме и мог бы знать, что здесь вокруг – моя земля. И мне никогда еще не приходилось просить разрешения, чтобы плавать возле моей собственной земли! И я посоветовал бы тебе, Бергвид сын Стюрмира, в память о нашем родстве не затевать ссоры, которая плохо кончится!
– Он с ума сошел – мириться вздумал! – охнул Аудольв Медвежонок. – Чего еще не хватало!
– Иначе нельзя, – бросил Хельги, понимавший, что миролюбивый нрав Дага, его родство с Бергвидом и привычка поддерживать спокойствие на своей земле не позволяли ему поступить иначе. – Он не согласится, не волнуйся.
– Я не признаю никакого родства с тобой, слэттинский прихвостень! – закричал в ответ Бергвид. – Ты предал законного конунга, как твой отец предал моего отца! Раз уж мы встретились в море, защищайся!
– Если тебе чем-то не нравятся слэтты, можешь спросить ответа у меня! – крикнул Хельги. – Я, Хельги сын Хеймира, конунга слэттов! И я давно хотел встретить грабителя наших торговых кораблей!
– Ты – сын Хеймира, конунга слэттов?! – вскрикнул Бергвид и повернулся к Хельги.
Если с Дагом хёвдингом он был знаком уже десять лет, то с Хельги они встретились впервые. В голосе Бергвида прозвучало изумление и злобное торжество, как будто он не сразу мог поверить в такую удачу.
