Клоуну с таким же уморительно серьёзным видом помогал маленький ослик, с серой замшевой мордой и печальными глазами.
Ишачок упирался всеми четырьмя ногами, когда клоун тащил его на арену, брыкался, ходил на задних ногах, громко кричал.
А самый весёлый номер был в конце представления.
Клоун притащил упирающегося ишачка, поставил его на середину арены и показал зрителям большую коробку конфет и карманные часы величиной с дыню. А потом он пронзительно закричал:
Все настороженно молчали и переглядывались.
— Ну что же вы! — кричит клоун. — Неужели никто из вас не любит конфеты?
— Любим! — кричат все в один голос.
— Так выходите же, удальцы-храбрецы! Продержитесь на этом скакуне одну минутку, и конфеты ваши! — подзадоривает клоун.
Сперва никто не решался попробовать. Зрители посмеивались, переглядывались, толкали друг друга локтями, но желающих не находилось. Стеснялись. Тогда клоун стал стыдить.
— Какой стыд! Какой позор на ваши головы, — кричит. — Неужели здесь не найдётся ни одного смелого человека?! Испугались маленького ишачка!
И вдруг сидевший рядом с Митькой большой, усатый человек поднялся с места, подкрутил ус и надменно сказал:
— Кто испугался?! Я испугался?! Арчил Коберидзе испугался?! А ну подайте мне этого жалкого ишака, и вы увидите, что я сейчас с ним сделаю!
— Давай, давай! — кричит клоун. — Милости прошу! Наконец нашёлся храбрый человек! Ай, ай, пропали мои конфеты, плакали горючими слезами.
— Эх, опередили! — шепчет Мишка Хитров и с досады хлопает кулаком в ладонь.
— А ты когда-нибудь верхом ездил? — спрашивает Вика.
— Подумаешь! Делов-то — на ишаке прокатиться! — говорит Мишка. — Упустил! Сейчас бы конфеты лопали! Этот-то, ясно, заберёт их, слыхали — Коберидзе его фамилия, грузин, значит. Грузины — они все наездники.
Ишачок спокойно стоял и ждал. Когда доброволец подошёл к нему, все засмеялись — ишачок был такой маленький, а человек толстый и важный.
— Одну минуту? — спрашивает.
— Одну, дорогой! Только одну маленькую, совсем коротенькую минуточку, и можешь угощать друзей конфетами.
— Эх дурак я, дурак. Упустил! — шепчет Мишка.
— Ты безумный человек, кацо! Ты не знаешь, кто такой Арчил Коберидзе! — гордо говорит доброволец.
— Так ты и есть сам Арчил Коберидзе, — с притворным ужасом говорит клоун и подмигивает зрителям. — Ой, пропала моя глупая голова! Пропали мои конфеты!
— Ах подмигиваешь? Смеёшься? Ничего, ничего, сейчас плакать будешь! — кричит Арчил Коберидзе.
И он вскочил на ишака.
Что тут началось!
Ишачок вдруг заподпрыгивал сразу на четырёх ногах, будто это были не ноги, а пружинки.
Вместе с ним заподпрыгивал наездник.
Потом ишачок лихо взбрыкнул и наездник, нелепо взмахнув руками, шлёпнулся на арену.
Он сидел, недоуменно хлопал глазами, а цирк покатывался со смеху.
Клоун встал на голову, подрыгал ногами, потом прыжком поднялся и сделал сальто.
— Ах, ах! Какой нехороший, какой скверный ишак! — кричит клоун. — Можно сказать: просто какой-то невоспитанный осёл! Сбросил такого джигита, как тебе не стыдно!
— Иа, иа! — говорит ишак.
— Ах так! — кричит Арчил Коберидзе. — Сейчас ты увидишь! Сейчас все увидите!
Он азартно сорвал с себя пиджак, снял шляпу и в ярости швырнул их на бортик арены.
Ишачок спокойно и равнодушно стоял на прежнем месте и жевал губами, будто ничего не произошло.
Арчил Коберидзе осторожно подкрался к нему сзади, прыгнул на спину и схватил руками за уши. Теперь, как ни взбрыкивал ишачок, как ни подпрыгивал, ничего у него не получалось. Клоун держал в руках секундомер и кричал:
— Ай, молодец! Джигит! Двадцать две секунды! Двадцать четыре! Ай, пропали конфеты! Двадцать девять! Тридцать!
— Видишь, кацо! — кричал джигит.
— Вижу, дорогой! Вижу!
— Теперь понял? — спрашивает Арчил Коберидзе.
— Понял, понял! Пропал я! — причитает клоун.
— То-то же! Я — Арчил Коберидзе! — говорит Арчил Коберидзе.
— Эх! Плакали мои конфеты, — говорит Мишка Хитров. — Упустил!
И тут присмиревший было ишачок разбежался изо всех сил, а наездник скакал на нём победителем и даже исхитрился помахать зрителям рукой.
Но ишачок вдруг остановился на всём скаку, и Арчил Коберидзе, перелетев через его голову, шлёпнулся со всего размаху на арену. Что было!
Цирк просто стонал от хохота.
У многих слёзы текли и животы разболелись.
А клоун вдруг вскочил на ишачка и спокойно уехал с арены.
На этом представление окончилось.
Когда отсмеялись всласть и уже пробирались меж рядами к проходу, Митька неожиданно сказал:
— Не нравится мне это… Хоть и смешно.
— Смешно, — говорит Вика, — только жалко.
— Жутко смешно, — кричит Мишка. — Вон этот Арчил Коберидзе идёт! Какой-то он понурый…
— Будешь тут понурый, — говорит Митька.
— Когда все смеются над тобой, — добавляет Нина.
— Подумаешь, — говорит Мишка, — сам виноват. Зачем полез?
— Зачем, зачем! — кричит Митька. — Он думал, что сможет! Он же не знал, что этот осёл такой опасный ишак! Сам-то, думаешь, усидел бы?
— Кто?! Я?! — кричит Мишка. — Уж будь здоров! Жалко, не успел.
— Не хвастай, Мишка! — говорит Вика. — Слушать неприятно.
Они уже вышли в коридор.
Направо был буфет, дальше — раздевалки. А налево висела плотная занавеска и над ней надпись: «Посторонним вход воспрещён».
— Глядите-ка, — говорит Мишка, — что-то там, наверное, жутко интересное, давайте заглянем?
— А надпись? — спрашивает Нина.
