радостными криками начала носиться над магом. И с тех пор феникс был неизменным его спутником во многих путешествиях…
– Как жаль, – только и смог вымолвить я, когда Асаль-тэ-Баукир прервал свой рассказ. – Как жаль, что этого прекрасного мира уже нет. Знаешь, если бы не ты, то я не смог бы понять, зачем я здесь. Этот мир тоже прекрасен. Не идеален, конечно. Но какие здесь в степи, закаты, как одуряющее пахнут по утрам травы!
– Да, миры Сахахаэ были прекрасны, – задумчиво продолжил маг. – Десяток миров, каждый из которых – драгоценность, и ни один не похож на другой. К началу катастрофы мы умели перемещаться с планеты на планету. Может быть, мы слишком много брали у хранителей земли, поэтому наш веер и оказался поражен Хаосом…
– Но что такое «Следы Создателя»? Ты обещал рассказать…
– Когда только появилась угроза Хаоса, мой феникс погиб. Да, я знаю, эти птицы бессмертны. Однако так случилось… Однажды я пришел в зал, где он жил… Нет, я никогда не держал его в клетке. Когда я построил башню, то выделил ему целый зал, окна которого никогда не закрывались… Там было гнездо, выстланное каменной пряжей. Я много сил потратил на то, чтобы создать материал. Он не горел, но был мягок и нежен, как шелка. Я старался, чтобы у феникса все было самое лучшее. А еще я объявил, что обеспечу приданное тем девушками, которые смогут порадовать моего огненного питомца рассказом о своей любви. Но только любовь их должна быть настоящей и искренней…
Маг снова замолк, погрузившись в воспоминания. Даже щит, казалось, потускнел.
– И что? – переспросил я. – Что случилось?
– Однажды я пришел в зал, где обитал мой феникс, но не нашел его. В гнезде лежал След Создателя – прозрачный кристалл, переливающийся всеми цветами радуги. Оказывается, мой феникс был Хранителем Следа, вместилищем памяти о демиурге. Но пришли трудные времена, и феникс решил, что заключенная в кристалле сила Порядка нужна мне… Но для того, чтобы самостоятельно извлечь из себя волшебный камень, существо должно пожертвовать жизнью…
Так феникс заплатил за еще несколько десятилетий жизни веера Сахахаэ, которые мне удалось вырвать у Хаоса. Но силы одного Следа все же не хватило. Я искал другие, но мне не повезло. И только когда я увидел твой щит, я понял, что нашел то, что мне нужно.
– След Создателя? – поразился я.
– Да, в структуру Солнечного щита вплавлен След Создателя. Это я знаю точно.
– Ни фига себе! – не сдержался я. То-то Арогорн так смотрел! То есть ты думаешь, что можно объединить силу Следа Создателя с артефактом «Воплощения»?
– Да. Прикрепи его чем-нибудь к щиту. У меня в воплощенных мирах очень мало сил, но я попробую разобраться в вязи заклинания, которое превращает духов в материальные существа, лишенные магии. Если это у меня получится, то ты сможешь сковать формой не только ту энергию Хаоса, которая проникла в речную долину, но и всех духов этой земли. И даже, пожалуй, местных богов.
– Ну – это, пожалуй, будет лишним, – ухмыльнулся я. – Пусть Матушка Земля остается богиней, а не превращается многодетную тетку.
Едва я успел исполнить просьбу Асаль-тэ-Баукира, мой пациент заворочался и застонал.
Я метнулся к нему, понимая, что первый миг после пробуждения будет самым важным.
Но Мухтиэль, не открывая глаз, вдруг заплакал. Я тронул его за плечо:
– Что с тобой, друг? Так больно?
В ответ ненаследный принц лишь завыл еще громче, сумев выдавить из себя лишь два слова: «Бог умер!»
Когда плачет женщина – это еще можно понять. И успокоить иногда получается. Но когда рыдает взрослый парень, хочется или напоить его водкой, или стукнуть в ухо. Причем что полезнее – непонятно.
Водки у меня не было. Ее вообще не существовало в этих землях. Я так и не успел изобрести самогонный аппарат – не хватило времени и материалов.
Бить пациента – тоже не дело.
Поэтому я ляпнул то, что первое пришло в голову:
– И что же теперь будет?
Мухтиэль посмотрел на меня жалобно, несколько раз шмыгнул носом и, горько вздохнув, изрек:
– Грядет страшное! В мир прорвется зло! Бог умер, и теперь ничто нас не спасет!
– Да, а откуда ты взял, что бог умер?
Ненаследный принц похлопал глазами, словно я задал совсем уж идиотский вопрос, но все же удосужился объяснить:
– Я видел это во сне. Бог посылает самым верным вещие сны. До этой ночи у меня был такой лишь однажды. Но все, что я видел, сбылось. Я нашел Храм моего бога и стал ему служить. Но, наверное, я недостаточно чист душой. Когда другие верные прикасались к богу, их тела менялись, приобретая силу и прочность, невиданную у людей. Но я не сумел принять бога сердцем, и мое превращение было не полным.
Мухтиэль вскинул руку, чтобы продемонстрировать мне пораженную Хаосом кожу – и замер, открыв рот.
Я полюбовался ошарашенным выражением лица ненаследного принца и с интонацией репетитора, восьмой раз объясняющего ученику простейший пример, спросил:
– Ты не верил, что я – лекарь?
Дальше была немая сцена.
Головолом в моих мозгах не выдержал и заворчал:
«Ну и долго ты намерен смотреть на этого несчастного?»
Пришлось начать забалтывать Мухтиэля, концентрируя его внимание на себе. Впрочем, он и так был настолько ошеломлен, что ввести его в транс не составило особого труда. Глаза у парня закатились, тело расслабилось, он опустился на одеяло и замер.
«Ну, этого достаточно, чтобы ты в него вселился?» – спросил я у нетерпеливого духа.
«Достаточно», – ответил бывший мудрец и исчез из моего сознания.
А я, не особо надеясь на возможности мозголома, как можно отчетливее произнес:
– Бог послал тебе сон. Ты остановишь зло. Бог умер, но ты остановишь зло. Ты – избранный. Ты остановишь зло.
Не знаю, насколько это было этично, но я не мог не воспользоваться ситуацией. Романтичный мизантроп, страдающий от несовершенства мира, – это не так уж плохо. Особенно если его послать по конкретному адресу. Настоящие романтики – существа упорные, если что-то себе в голову вбили, будут переть, как танки. А мне все равно нужен кто-то, кто сообщит Гырбаш-князю о предстоящем нашествии тварей Хаоса. Если сумею сделать из Мухтиэля гонца – сэкономлю время.
Услышав меня, щит тихонько хихикнул, но комментировать происходящее не стал.
– Сейчас ты откроешь глаза, и с этого мига твоя жизнь будет отдана борьбе с грядущим злом! – закончил я.
Мухтиэль послушно открыл глаза и затравленно огляделся:
– Кто ты, лекарь? И где мы? И почему бог выбрал именно меня? Есть же и более достойные!
– Погоди, погоди! – остановил его я. – Давай по порядку. Почему бог выбрал тебя – не знаю. Он же не дал мне благодати! Может быть, потому, что заранее знал о своей смерти, поэтому не наградил тебя полным изменением. Может быть, ты рожден, чтобы стать героем. Дальше. Мы – в надежном убежище. Я – тот, кому назначено помочь тебе. Не удивляйся тому, что я – орк. Для бога нет ни орков, ни эльфов.
– Да, это так, – кивнул Мухтиэль. – Но все орки, которых я знал, – грязные животные, приходившие в общину лишь потому, что совершили преступление в своих семьях. Остальные же ничего не хотят знать о боге, оставаясь во тьме заблуждений.
«Ага, значит, фанатики называют свой лагерь общиной», – подумал я.
Но вслух сказал:
– У меня тоже были вещие сны. Мне сказано, что я должен помочь тебе.
Ненаследный принц кивнул, соглашаясь. Этого-то мне и было надо. Дело оставалось за малым –
