покровительство, Миллинитинь не спешила менять свое отношение к «зеленокожему зверю»:
– Кости я срастила, мышцы собрала, а дальше – пусть сам разбирается, – ворчливо отчиталась она перед Валисом и демонстративно ушла к берегу озера.
Я с удивлением взглянул на красавицу.
Если верить ей, то у меня были раздроблены ключица и лопатка, сломано несколько ребер, клыки Мани зацепили легкое… При этом после битвы с силами Хаоса прошло от силы несколько часов – солнце только начинает садиться. Но я уже могу шевелить рукой! Вот это возможности! За что же мою родную Землю лишили магии? Если хоть что-то из местных рецептов удалось бы работать дома!
Я тяжело вздохнул.
Рыцарь Валис – единственный среди воплощенных, философски отнесшийся к произошедшим с ним изменениям и активно заботившийся обо мне, пока я пребывал в виде полутрупа, подумал о другом:
– Миллинитинь – хорошая хранительница. Добрая. Если бы она не была доброй, она убила бы тебя, пока ты был без сознания.
– Ее племя воевало с орками? – полувопросительно произнес я.
В принципе, о причинах того, почему красавица воротит от меня нос, догадаться не сложно. Вся история – это обычно череда набегов и войн. На Земле за пару сотен лет, когда умрут внуки внуков тех, кто убивал друг друга, враждовавшие когда-то народы лучшими друзьями. Но если представить, как бы чувствовал себя в современной мне России, например, темник из войска Чингис-хана? Возроди его кто- нибудь к жизни – он, небось, будет рад обратно в могилу закопаться. А эльфийка просуществовала в виде духа больше столетий, чем прошло с батыева нашествия.
Валис подтвердил мои догадки:
– Да. Орки для нее – не просто враги. Всех ее сородичей уничтожил Темный Властелин. Те, кто остался жив, – потомки предателей. Поэтому она – одна на целом свете.
– Да, не позавидуешь…
Я приподнялся и посмотрел на притулившиеся у берега фигуры:
– Рыцарь Валис, а остальные ненавидят меня так же сильно, как Миллинитинь?
В ответ он не очень уверенно покачал головой:
– Нет… но им нужно привыкнуть.
– Понятно.
О том, что духи-хранители иногда могут принимать вид материального существа, я узнал еще от Апа-Шер. Однако это стоит им большой потери энергии. Поэтому духи предпочитают общаться с видящими их шаманами, а к непосвященным обращаются лишь в экстренных случаях. Да и о чем им говорить с живыми?
А теперь воплощенным из-за моей неосторожности хранителям придется сжиться с мыслью о том, что в ближайшие годы будут они не мистическими существами, а обычными, из костей и мяса, и неизвестно еще, кем станут и куда попадут, когда помрут во второй раз.
– А что народ дальше думает делать?
Рыцарь пожал плечами:
– Пока останемся здесь. Вдруг что-то не так…
Я подумал, что, если что-то получилось не так, как рассчитывали, то гораздо умнее – свалить подальше. Но промолчал. Все равно я пару дней нетранспортабельный.
– Тогда я, наверное, посплю. А то слишком уж болит…
Валис помог мне добраться до удобной расщелины между двумя валунами и расстелить одеяла. Я глотнул «универсального исцелителя», предусмотрительно отлитого во фляжку, заполировал легким обезболивающим, которое готовилось из местного аналога опийного мака, и провалился в забытье. Подумал перед тем, как отключиться, что сейчас как раз самое время появиться этому гаду Арогорну и объявить, что работа выполнена.
Но ничего подобного не произошло. Половину ночи я бродил по чертовому туману, наблюдая, как здоровенные дядьки в бесформенных балахонах занимаются чем-то вроде стрижки лужаек. На меня они не обращали никакого внимания. В конце концов я заскучал. Ходишь, как дурак, даже на пейзажи не полюбуешься – везде одна и та же серая муть. И поболтать не с кем. К моему удивлению, мертвый маг Асаль-тэ-Баукир не появился, как обычно, в виде какого-нибудь зверя. Даже на стук по щиту не реагировал.
Потом я оказался возле уже знакомого костра. Причем, что примечательно, никаких заклинаний не произносил. Просто шел-шел и вышел, словно ноги сами туда вели.
У огня сидел смутно знакомый мне светловолосый парень в камзоле без рукавов, но с кучей медных пуговиц и накладных карманов. Сначала он опасливо взглянул на меня, потянулся к рукояти чего-то вроде пистолета, торчащей из прицепленной к широкому поясу кобуры, но потом расплылся в улыбке:
– Привет! – по-русски обратился ко мне он. – А я тебя знаю. Ты – СанСаныч.
«Еще один всеведающий на мою голову, – раздраженно подумал я. – Знает он меня! Все тут все знают».
Впрочем, этот обитатель тумана и мне показался знакомым. Стоило ему улыбнуться, я вспомнил, где его видел. Кажется, это – тот «глюк», который пришел в наш лагерь и попросил топор. В прошлой жизни, в иной реальности, когда я действительно был СанСанычем. Парень тогда тоже улыбался, правда, больше из вежливости, а не так искренне, как сейчас. Да и шевелюра у парня приметная, того цвета, которого гламурные блондинки добиваются при помощи всякой парикмахерской химии. Но Богдан вроде не из тех мужчин, что красят волосы…
А второй раз… да, пожалуй, именно этот «гардемарин» крался между туманными колоннами, когда меня занесло в недовоплощенную реальность. Но тогда его лицо было совершенно иным – жестким, напряженным, холодным. На себя – того, который бродил по нашему лагерю, ошеломленно поглядывая на измазанные зеленой краской физиономии парней, он совершенно не походил. Будто два разных человека. Вот я и не узнал его тогда.
Может, это один из тех «попаданцев», о которых говорило приснившееся мне когда-то чудо в перьях? Вроде бы такой же землянин, как и я. Хотя и Арогорна я на Земле лет десять знал, еще с моей первой «ХИшки», считал нормальным мужиком. А этот гад оказался богом.
Впрочем, разницы для меня никакой, кто на самом деле Богдан. Бог, не бог, хоть сам черт. Сидит у костра – не гнать же его?
– Привет! – ответил я. – А ты – Глюк-без-топора?
Парень расхохотался:
– Обозвал – так обозвал. Ага, он самый!
Я порылся в памяти и даже сумел вытянуть оттуда, что искатель топора представился Богданом. Имя редкое – вот и запомнилось. И не ролевое – блондин, смущенно хохотнув, сразу заявил, что он уже знает, что он – «чертов глюк», его уже пару раз так обозвали. А что поделать, если в игре он не участвовал, просто мимо проходил. В смысле, приехал с кем-то из эльфов и теперь пребывает в роли лагерного домового. И что дивный народец, в смысле – эльфы, – умудрились про… терять топор…
Я уселся на один из валунов и спросил в лоб:
– Слушай, а откуда ты знаешь, что я – это я? Ты-то на себя похож, а я, думаю, не особо.
Богдан махнул рукой в сторону костра:
– Пока тебя не было, тут мне опять кино показывали. В ролях – ты, Арогорн и мужик в ватнике. Тебя называли СанСанычем. Ты на игре орка нетипичного отыгрывал, тут уж много ума не надо два плюс два сложить. Хоть и постарел, но мастерство не пропьешь – язык тела выдает. Просто видно, что это ты. По совокупности признаков.
Я удивленно взглянул на него. Хотя, если задуматься – то он прав. Когда знакомишься, запоминаешь не столько черты лица, сколько мимику, манеру держаться, характерные движения. А это все, думаю, у меня не сильно изменилось. Когда я был человеком, привык, задумавшись, ерошить волосы. Стал орком – то же самое. Правда, стоящая дыбом шевелюра теперь никого не шокирует. Не то, что раньше. Помню, раз на совещании у главного врача говорили о чем-то серьезном. Меня потянуло высказаться. Встал, говорю – и вижу, что остальные хихикают. Хотя вроде бы ничего смешного в моих словах нет. Потом кто-то из врачей не выдержал, расхохотался в голос: «Александр Александрович, взгляните на себя в зеркало!»
