Чудовище рухнуло вниз, за ним оказался Стэннер с дымящимся дробовиком в руках.
– Я спрятал его за трубой у лестницы, там было совсем темно. Не хотел, чтобы кто-нибудь из вас напугался. Хорошо, что у него не светились глаза, пока он поднимался.
Донни опустился на колени, руки у него тряслись, сердце бешено колотилось. Когда-то он не мог себе представить, как это – быть стариком и бояться сердечного приступа. Пожалуй, теперь он более-менее понял.
Подошел Стэннер и помог ему встать.
– Ты замечательный мальчик, – заметил он.
Донни чуть его не убил, но сдержался и пожал плечами.
– Кто это вам сказал, что я все еще мальчик? – Отвернулся и пошел поговорить с остальными.
Существо, которое было Спрэгом, обнаружило, что если быть очень осторожным и внимательным, то можно делать вещи, которые не являлись для него первичными или даже вторичными директивами. Однако чтобы дать Винни уйти, пришлось постараться.
Теперь, помогая тащить сеялку, он понял, что может двигаться медленно, очень медленно, и понемногу оттаскивать эту штуку назад, чтобы остальным приходилось все время ее поправлять. Про себя он не называл это саботажем. Он вообще изо всех сил старался не думать об этом. Старался скрыть эту часть своего сознания. Ту часть его личности, которую они не сумели прочесть. Что-то на самом дне души.
Импульс сопротивления «Всем Нам» исходил из самой глубины его существа. Из той глубины, о которой «при жизни» он почти не имел понятия, как будто всегда отворачивался от этой части души и не мог изучить ее, как нельзя увидеть свои глаза без зеркала.
Борьба за то, чтобы стать чем-то еще, а не только бездумной клеткой «Всех Нас», высвободила скрытые в нем силы, словно бы Спрэг начал вдруг ощущать этот тайный уголок своей личности, ощущать его связь с чем-то прекрасным, более высоким, чем «Все Мы», и даже более высоким, чем люди. Именно это дало ему силы так плохо работать.
Спрэг суетился вокруг металлической шахты пускателя, умудрился налететь на плотную земляную стену, а потом на двух других работников «Всех Нас». Возникла толчея, неразбериха, разносортные конечности перепутались.
Однако один из работников стал с подозрением наблюдать за Спрэгом, и он благоразумно решил вернуться к работе.
Адэр следила, как остальные осторожно укладывали тела. Ей казалось, будто она находится где-то по другую сторону жизни и может вернуться оттуда назад, а может окончательно рухнуть в смерть.
Лэси мягко обняла ее, а Берт обнял Лэси. Они молча следили за приготовлениями.
– У нас всего несколько минут, Донни, – сказал Стэннер, покачивая дробовиком. Он смотрел на небо.
Донни кивнул.
– Я понимаю. Это быстро. Я чувствую, мы обязаны это сделать. Иначе мы просто не сможем заниматься ничем другим.
Он обернулся к остальным – всем детям и небольшой горстке взрослых, которые столпились с другой стороны импровизированного погребального костра на крыше резервуара. Поверх тел Лэнса, Рэймонда, Гундерстонов и Крузона лежали охапки хвороста. Изуродованное тело Крузона Стэннер сам втащил по лестнице в пожарной связке.
За толпой детей Гарольд и Вейлон готовили оборудование. Кое-что выглядело довольно странно. Тут была гитара, усилитель, динамики, провода от переключателя, который контролирует напор воды в системе резервуара. Были еще какие-то приборы, которых Адэр не знала. И кругом провода. Еще был прибор, который, как она помнила, они оставили в машине. Излучатель, как сказал Гарольд.
Все – две сотни детей и кучка взрослых – стояли и смотрели, как Донни приблизился к погребальному костру. Он вылил на трупы бензин и заговорил, громко, чтобы каждый его слышал:
– Они увидят здесь свет и услышат шум и придут сюда, но нас уже здесь не будет. Мы уйдем, но не слишком далеко, надо, чтобы они нас преследовали.
Он сделал шаг назад и кивнул Сизелле. Книжечка спичек в руках девушки вспыхнула, и Сизелла швырнула ее в костер. Взметнулось и через мгновение заревело пламя.
Адэр в оцепенении слушала, как гудит костер, и ей чудилось, что она наблюдает за происходящим откуда-то сверху. Вот Донни повернулся к ребятам и заговорил с ними, заговорил громко, как проповедник, стараясь, чтобы его услышал каждый, заговорил, перекрикивая грохот кружащегося перед глазами мира, заговорил с природным чувством выполнения ритуала:
– Мы не просто прощаемся с Лэнсом, Рэймондом и всеми, кого убило это чудовище. Мы прощаемся со своими родителями. Это и их похороны!
Над толпой детей взлетел общий стон. Они плотнее сбились в кучу. Маленькие заплакали, а Донни продолжал:
– Может, погибли не все наши родители. Майор Стэннер говорит, что не до всех сумели добраться, но многие из нас знают наверняка. Многие из нас знают, что наши родители мертвы. И надо с этим смириться! Мы должны сами себе сказать: Да, это действительно случилось. Наши родители еще могут быть где-то тут, ходить, как живые, но они уже мертвецы. Даже если они разговаривают и двигаются, они мертвы! – Он помолчал, пытаясь справиться с собой, потом прочистил горло, сжал кулаки и воскликнул: – Они оставили нас слишком рано! Но они этого не хотели. И мы тоже в этом не виноваты! И мы должны всегда помнить об этом. Всем ясно? Они не хотели нас оставлять, и мы в этом тоже не виноваты!
В толпе согласно загудели, бормотание мешалось со стонами и рыданиями. Адэр подошла к Донни поближе, чтобы лучше слышать. Что-то в ее душе отозвалось на его слова, пробилось из глубины, как дым этого погребального костра.
Голубые струйки закручивались и шипели.
