— Задача в том, чтобы совместить все эти модели в единое целое. Вот здесь не обойтись без компьютера.
— Но к чему все это? — спросил Акайн. — Неужели эта россыпь уродливых предметов служит какой-то практической цели?
— Уродливых! — воскликнул Тев, — Дорогой мой, да это смысл всей моей жизни! — Он уже снова уселся на кровать и обхватил колени руками. Тев явно любовался своими произведениями. — Конечно, я еще молод, и модели могли быть лучше. Но могу тебя заверить, это тоже совсем неплохо.
— Ты говорил, что пытаешься увидеть невидимое и постичь то, что не поддается пониманию. Может, это тебе и удастся. Никто не сомневается в твоем таланте. Но я абсолютно ничего не понимаю в вещах, которые поглощают сами себя.
— Тебе нужны другие модели. Что-нибудь похожее на растения и жуков.
— В этом я разбираюсь, — согласился Акайн.
Тев замолчал и некоторое время наблюдал за странными объектами, которые продолжали двигаться, уменьшаться, делиться, изменяться и исчезать. Сад из страшного сна. Заколдованный сад.
Наконец он снова заговорил:
— Представь себе этот участок космоса, это скопление звезд как рощу деревьев в засушливой местности, где растениям приходится искать влагу. Мы считаем почву плотной и каменистой, мы думаем, что она твердая. А на самом деле ее пронизывает множество корней, они уходят в глубь и в стороны, пробиваются между камней, пронзают почву, переплетаются между собой. Вполне вероятно, что они соприкасаются.
В той местности, где Акайн провел детство, было много деревьев-рощ, когда от одной корневой системы поднималось несколько стволов. Но ему было трудно представить соединенные таким образом звезды. Вероятно, во время обучения в школе он не уделял должного внимания занятиям по физике.
— Мы знаем, что одни странные звезды могут соединяться с другими, такими же странными светилами. Как правило, при этом они находятся на значительном расстоянии друг от друга. А вот здесь, как мне кажется, звезды слишком близко подошли друг к другу. Петля анормальности замыкается. Ткань космического пространства пронзают невидимые связи… В этом нет ничего нового, и со мной согласятся многие физики. Но что касается понятия «петли анормальности» — эта идея не стала общепринятой, хотя я не первый, кто обращает на нее внимание. Но вот с этого момента и дальше, — Тев взглянул на своего друга, — идут мои собственные теории.
Согласно обычным понятиям, «почва» под нашей «рощей» находится в стабильном состоянии. Но ведь если корни деревьев пронизывают землю — это заметно. В основном на поверхности. Почва может подниматься или опускаться под воздействием прорастающих корней. В заселенных областях это явление не проходит незамеченным — нередко стены домов перекашиваются и трескаются. И все под действием корешков.
Тев растопырил пальцы, изображая распространение корней.
— Теперь представь себе, что «почва» нестабильна. Возможно, это известняк, в глубине изрытый множеством подземных пещер. Корни пробиваются вглубь и разрушают известняк, который, допустим, является потолком одной из таких пещер. Со временем потолок проваливается. Роща деревьев падает в открывшуюся пустоту.
Это было понятно. На Великой Центральной Равнине было много участков с известняковой почвой, и обычно на дне внутренних пустот собиралась вода. Сейчас влагу оттуда достают при помощи ветряных насосов. Раньше в крутых склонах вырубались ступени, и жители носили воду ведрами. Все это было известно Акайну, знал он и о том, что иногда целые участки почвы внезапно обваливались вниз. Но как может в космосе появиться пустота? В конце концов, пустота — это отсутствие камня. Но в космосе вообще нет камня. Как можно найти пустоту в пустоте?
— Давай, я опишу тебе другой пример, — предложил Тев. — Представь себе участок космоса в виде сыра.
— Чего? — недоуменно переспросил Акайн.
— Большого круглого сыра. — Тев описал окружность руками, демонстрируя величину головки. — Сыр подвергся нашествию жучков. Он выглядит вполне целым, но внутри превратился в сплошной лабиринт. Если такую головку слегка ударить или согнуть, приложить любое усилие и — бах! — сыр тотчас развалится. Не останется ничего, кроме крошек. Жучки разрушили собственный дом.
— Все это звучит очень тревожно, — сказал Акайн. — И к чему ты ведешь? К тому, что этот участок Вселенной превратится в крошки? Мне трудно даже вообразить такую возможность. А на что похожи крошки Вселенной?
— Знаешь, пример с рощей лучше, чем с головкой сыру. Но ты хотел растения и жучков, и я привел оба примера. Я считаю, что эта область космоса может разрушиться. Это более чем вероятно. Со временем крах неизбежен.
— И во что она превратится? В пустоту?
— По моим догадкам, это будет область анормальности. Безусловно, сферическая. Так всегда бывает.
— А что будет со станцией?
Акайн уже не лежал, а сидел в постели и с ужасом смотрел на Тева. Его друг описывал очень неприятную перспективу. Но в голосе Тева звучали только радость и любопытство. Он, как обычно, наслаждался своей сообразительностью. Кроме того, он рассматривал ситуацию как одну из шуток, которыми Богиня наполнила Вселенную. Набожный ученый всегда будет радоваться проделкам Великой Матери.
— Это зависит от масштаба коллапса, — ответил Тев. — Если он затронет большой участок пространства, станция погибнет. Но если крушение произойдет на достаточном удалении и не будет значительным, нам удастся наблюдать за процессом.
От этого разговора и странных изменчивых предметов, все еще плавающих по комнате, у Акайна разболелась голова. Он сказал об этом приятелю. Тев остановил проектор. Движение прекратилось, но странные фигуры остались.
Так намного лучше! Акайн снова улегся. Зеркало на потолке отражало его темное тело, с одной стороны которого висела воронка, образованная яркими красными линиями. Она выглядела так, словно выливалась сама из себя и исчезала, хотя и не двигалась. Центр воронки оставался пустым.
С другой стороны висела голубая сфера. Проектор остановился в тот момент, когда она начала превращаться в нечто со множеством острых углов. Видны были и выступающие вершины углов, и гладкая поверхность сферы. Акайн закрыл глаза.
Тев продолжал говорить. Требуются дальнейшие исследования. Он уже написал предложение.
— Но тебе известно, как финансируется станция. Если идея не может незамедлительно послужить военным целям, правительство она не заинтересует, а я не могу найти способ причинить кому-то вред при помощи своих идей. Может, со временем мы и отыщем возможность использовать области анормальности в качестве оружия, но это произойдет не скоро.
Наконец Тев устал. Его речь становилась прерывистой и сбивчивой. Слишком много неопределенности. Столь многое может произойти. Если даже станция не исчезнет бесследно, она может оказаться сильно повреждена. Нельзя рассчитывать, что процесс коллапса будет мирным и спокойным. А если даже станция уцелеет и ее работники останутся в живых, они могут обнаружить, что врата Хелигана потеряны.
— Мы окажемся в ловушке, — сказал Акайн.
Никто никогда не предостерегал его от занятий сексом с физиком. А следовало бы. Наверное, гораздо легче любить кого-то занятого более тривиальными проблемами.
— Мы сможем отправить домой послание, — ободряющим тоном сказал Тев. — Но только со скоростью света. Этого будет достаточно. Сигналу потребуется меньше пяти лет, чтобы достичь ближайших действующих врат. А после того как наша точка перехода исчезнет, правительство наверняка пошлет корабль в этот участок космоса.
— А как ты считаешь, что случится? — спросил Акайн.
— Станция будет разрушена.
