углу. — Разве похоже, что я хочу умереть? О боже, что за ужасный народ. Ведь были времена, когда вы довольствовались прогорклым магами. А теперь вам подавай консервированное мясо, рыбу. А если вам попадается банка, от которой заболит живот, вы принимаетесь скулить и просить свежего мяса из морозильника по пять шиллингов за фунт. Вот где мы допустили просчет, — он повернулся к Энтони. — Все, что бы мы ни делали, приводит только к появлению лишних нужд и притуплению чувства избирательности.
— Мистер Вашингтон! — в отчаянии проговорила Стелла.
— Да, миссис Уорвик, вы хотели задать мне несколько вопросов. Но, извините, я не готов к этому. О боже, мне плохо. — Он провел рукой по животу. — Не надо было есть во время лихорадки. Мне нельзя ни к чему притрагиваться.
Пока он говорил, комната наполнялась крошечными летающими насекомыми. Кольцо, кружащее вокруг лампы, становилось все плотнее. Они парили в воздухе, словно падающий снег. Стол вокруг стеклянной бутыли был усыпан тоненькими блестящими крылышками. Насекомые собирались и на потолке, скреблись и шуршали под крышей. К ним присоединились два-три крупных таракана. Среди мелких мошек они казались огромными, как птицы. Засновали взад-вперед гекконы, притаившиеся на стропилах, а прямо над головой Стелла увидела жующего что-то тощего черного кота, которого раньше не замечала.
Ее охватило отчаяние. Она знала, что где-то здесь, в этом доме, в этом человеке скрывается истина, к которой она стремилась, но, казалось, сама обстановка хижины мешает ей, сбивает с толку. Маски, ожерелья из собачьих зубов, резные полумесяцы из клыков кабана приковывали к себе взгляд, словно околдовывая ее; из-за Хитоло с его словами об отравленном мясе она на какое-то время забыла о Дэвиде Уорвике, а теперь против нее восстала сама природа, затянув комнату тучами летучей мошкары. Ей казалось, что ее зрение, слух, ее благородная цель — все тонуло в порхании тысяч крылышек.
— Мистер Вашингтон, — снова начала она, напряженно подавшись вперед. — Когда вы ходили в Эолу…
— Минутку, миссис Уорвик. Боюсь, придется выключить свет, а то сюда слетятся насекомые со всей округи.
Внезапно преисполнившись отвращения к этим крохотным, кусающим, щекочущим существам, Стелла принялась хлестать себя плеткой по ногам. Гнус облепил большое жирное пятно на подлокотнике ее кресла. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Энтони Найалом. Он печально смотрел на нее. Вашингтон протянул руку и погасил лампу.
Какое-то время все молчали, но комната была полна звуков. Летучие муравьи, хлопая крылышками, бились о стекло лампы; сквозь открытые жалюзи на фоне ночного неба был виден их кружащийся, змеящийся рой. Слышались возня и стрекот ползающих под крышей насекомых, а с потолка прямо над головой Стеллы свисала связка странных бамбуковых изделий — какие-то музыкальные инструменты, догадалась она, — качавшихся на ветру с тихим перезвоном.
— Кто там? — резко спросил Вашингтон, и они услышали, как он привстал в кресле.
— Там никого нет, — сказал Энтони тихим усталым голосом. — Это летучие лисицы. Вам нечего бояться. Сюда ничто не проникнет. Вы хорошо защищены. У вас на двери висит волшебная вещица.
Вашингтон рассмеялся странным, пронзительным, сухим смехом.
— Ах, так вы заметили. Не думайте, что мне стыдно. Я не мог иначе, вы же знаете. Все лучшее здесь — краденое. У меня просто чешутся руки, и я ничего не могу с собой поделать. Вы ведь не заберете его, а?
— Нет, если вам это поможет, — ответил Энтони. Он говорил так тихо, что трудно было понять, злорадствует он или жалеет Вашингтона.
Стелла отчаянно била себя по ногам, облепленным москитами. У нее начиналась истерика. В этот вечер все вокруг: и этот странный, элегантный, нервный человек, и его фантастический дом, и Хитоло, и летучие муравьи, — казалось ей нереальным.
— Но там кто-то
Теперь и Стелла услышала этот звук, доносившийся, казалось, прямо из-под дома, какое-то тихое шуршание. Потом раздался сдавленный крик.
Вашингтон вскочил. Стелла увидела, как он метнулся к двери и повернулся к домику прислуги.
— Коибари! Коибари! Где ты? Эй! Там под домом собака. Убери ее оттуда, кому говорят!
Сначала Стелла подумала, что там кто-то есть. Но Энтони сказал, что никого. Он тоже лжец.
Вашингтон почти кричал:
— Убери ее оттуда! Пинай ее! Бросай камень! Гони ее оттуда! Я не потерплю здесь этих чертовых собак!
Он сумасшедший, подумала Стелла. Сон внезапно превратился в ночной кошмар. Границы сознания раздвинулись, и ей вдруг открылись потаенные уголки человеческой души, о существовании которых она раньше и не подозревала. В воздухе все еще кружились тучи летучих муравьев, задевая ее лицо. Они сплошным потоком шли над склоном холма, вливаясь в дом словно в туннель, просачиваясь сквозь щели жалюзи на одном окне и вылетая в другое. Стелла неподвижно сидела в кресле, руки ее впились в подлокотники, сердце бешено колотилось.
— Посмотрите на светлячков, — сказал Энтони Найал. — Правда, красивые?
Она посмотрела вверх. Под крышей над головой мерцали бледные, мягкие огоньки. Они сияли не резким металлическим блеском, присущим летающим светлякам, но ясным, прозрачным и нежным светом. Ей сразу же стало легче. Она улыбнулась и невольно протянула к ним руку, но тут же опомнилась и опустила ее.
— Извините меня, миссис Уорвик, — сказал Вашингтон уже более спокойно. Он ощупью вернулся к креслу, упал в него и замахал веером. Она почувствовала слабый кисловатый аромат сандалового дерева. Вашингтон тяжело дышал, и, хотя она могла разглядеть лишь очертания его головы и одну руку, лихорадочно сжимающую трепещущий веер, от него веяло каким-то безнадежным отчаянием.
— Мне не совсем хорошо, — проговорил он. — Лихорадка всегда изматывает мне нервы, а тут еще эти проклятые собаки, они выкапывают мои овощи.
— Мистер Вашингтон, когда вы ходили в Эолу…
— Да, миссис Уорвик. О чем вы хотели меня спросить? Извините, что прервал вас.
— Расскажите, пожалуйста, что там произошло?
Вмешался Энтони Найал:
— Миссис Уорвик считает, что этот поход в Эолу как-то связан с самоубийством ее мужа.
При слове «самоубийство» Стелла крепко сжала губы, но ничего не сказала.
— Ничего, — быстро сказал Вашингтон. — Там ничего не было.
— Что случилось? — терпеливо повторила Стелла. Она знала, что ничего не добьется. Он молол чепуху. У нее создалось впечатление, что его мысли витают по комнате, словно летучие муравьи. Слова Вашингтона звучали натянуто, будто отрепетированные. Но она не отчаивалась. Она чувствовала, что его молчание скажет ей больше, чем слова.
— Ну, на летающей лодке мы добрались до базы в Каирипи. Это на берегу, в устье реки Бава. Районный комиссар подвез нас на лодке вверх по реке до Майолы, что на границе патрулируемой зоны. Там мы наняли пару проводников, с нами было еще восемь носильщиков с базы, Хитоло и…
— …Серева, — подсказала Стелла.
— Да, и Серева. Народу было многовато, но мы захватили с собой кое-какие подарки для жителей Эолы, которые, как известно, не отличаются дружелюбием. О них никто ничего толком не знает, но все считали, что мы совершаем глупость, идя туда. Поэтому мы припасли каури и перламутровые раковины с побережья. Нам стоило большого труда уговорить туземцев пойти с нами. Двое сбежали, едва мы приблизились к деревне, а остальные отказались идти дальше.
— Но чего они боялись? — спросила Стелла.
— Вада, миссис Уорвик. Вада. Эола славится своими вада. — Он понизил голос, задрожавший от благоговейного страха. — Это что-то вроде колдунов. Очень могущественные ворожеи. Возможно, вы что-то и слышали о колдовстве, но… — Он заметно волновался, и Стелла, боясь еще одного срыва, прервала его.
