Его ответ прозвучал весьма туманно.
– Ну, думаю… то есть, нет, уверен, что если… если это то, что вам бы хотелось, то… э-э-э… то тогда, сэр Хамфри, скорее всего…
– Категорически против? Ладно. Попросите его зайти сюда в любом случае. Вместе с профессором Мариоттом.
Когда Хамфри вошел, всем первым делом бросилось в глаза, что Мариотта с ним не было.
– А где же ваш профессор? – не скрывая удивления, спросил я.
– В вашей приемной, господин премьер-министр, – с готовностью объяснил он. – Пригласить?
– Чуть попозже, Хамфри. Сначала скажите, пожалуйста, каково
–
Интересно, что он имеет в виду?
– Хотите сказать, вы «за»?
– Он этого не говорил, – ответила вместо него Дороти.
Хамфри не обратил на ее слова никакого внимания. Как будто моего главного политического советника здесь просто не было.
– Господин премьер-министр, если вы
Профессор оказался высоким, вполне симпатичным парнем, который от смущения все время поправлял свой галстук-бабочку. Мы пожали друг другу руки, обменялись обычными в таких случаях банальными любезностями, а затем секретарь Кабинета наконец-то перешел к делу.
– Профессор подготовил к публикации продолжение известной вам статьи. Причем еще более интересное.
Я попросил рассказать мне об этом несколько поподробнее.
– Да-да, – поощрил его Хамфри, – расскажите господину премьер-министру о выгодах, которые ваш новый подход сулит парламенту.
Эта просьба профессора очень обрадовала.
– Понимаете, в соответствии с моей новой схемой каждый микрорайон будет иметь пятьсот уличных представителей, и член парламента от соответствующего избирательного округа сможет регулярно общаться с ними всеми в одном большом зале.
– Это поможет им лучше друг друга узнать, – с готовностью добавил Хамфри.
– Вот именно! – Профессор Мариотт довольно закивал головой. – А затем они смогут рассказать о нем людям со своей улицы. Так сказать, из уст в уста. Более надежной репутации для члена парламента и не придумаешь!
Лично мне все это казалось довольно интересным, зато Дороти отнеслась к этому весьма прохладно.
– А в чем, скажите, будет заключаться роль партий? – с милой улыбкой поинтересовалась она.
Глаза Мариотта даже засветились от радости.
– Да в том-то все и дело, что ни в чем! – с энтузиазмом воскликнул он. – Партийные организации останутся как бы в стороне, тем самым делая членов парламента совершенно независимым звеном.
Я пришел в ужас, а он как ни в чем ни бывало продолжал:
– Видите ли, если они лично известны всем избирателям округа или хотя бы их соответствующим представителям, то тогда ни переизбрание, ни непереизбрание депутатов уже не будет зависеть от партийной поддержки. Все будет зависеть только от мнения самих избирателей, от того, удовлетворены ли они работой своих членов парламента или нет.
Увидев выражение моего лица, Хамфри ободряюще улыбнулся и дополнил, что если это воплотится в реальность, то тогда, перестав зависеть от партийной машины, депутаты вполне могут проголосовать даже
– Вот именно! – охотно подтвердил профессор. – И поскольку нужда в «официальных» кандидатах сама собой отпадет, результаты выборов или, что еще важнее,
Звучало все это, конечно, красиво и современно, но сможет ли столь необычная система работать? И если да, то как? Лично мне это было не совсем понятно. Вернее, совсем непонятно.
– Ну а как… как, интересно, правительство сможет провести важное для страны, но непопулярное для населения решение, если у него нет возможности кое-кому
Простой и предельно ясный ответ Мариотта не заставил себя ждать.
– А никак! И это самое главное. При новой системе приказным порядком большинство не обеспечить, его можно будет только заслужить! Как, например, в 1832, когда округ депутата составлял не более 1200 избирателей, и закон можно было принять только при наличии большинства голосов в парламенте. А его члены голосовали «за», только если их избиратели тоже были «за». Теперь с вашей помощью наш