парламент снова станет по-настоящему демократическим.
Я не верил своим ушам. Могло ли кому-либо в здравом разуме прийти в голову обратиться к премьер- министру Британии с подобного рода предложением? Разве что какому-нибудь ученому, у которого давно поехала крыша… Ладно, с этим все ясно! Пусть возвращается туда, откуда пришел. В свой сказочный мир счастливых грез и заумных сновидений.
– Хорошо, профессор, – прервал я его восторженное словоблудие. – Мы искренне вам признательны. Увлекательно, очень увлекательно, ничего не скажешь. – Я встал и крепко пожал ему руку.
Он был не менее искренне удивлен. Настолько, что на его высоком лысеющем лбу появились жирные капельки пота.
– О, э-э-э… благодарю вас, господин премьер-министр, благодарю, – растерянно промямлил он, и прежде чем ему удалось прийти в себя и продолжить свою ахинею, Бернард вежливо, но решительно проводил его к выходу из моего кабинета.
Не успела за ним с мягким стуком закрыться тяжелая дверь, как с милой улыбкой Хамфри произнес:
– Ну разве это не замечательно, господин премьер-министр? Настоящая демократия, поздравляю вас! – Он сложил руки вместе и почему-то радостно потер ладошки.
Я, не обращая внимания ни на его непонятное ликование, ни на него самого, повернулся к Дороти.
– Он что, не шутит? Такое действительно возможно?
– Увы, господин премьер-министр. – Она сочувственно пожала плечами. – Боюсь, что да, вполне возможно.
У меня все поплыло перед глазами. Члены парламента будут голосовать, как им хочется? Но это же недопустимо!
– Совершенно верно, господин премьер-министр, точно также было после принятия в 1832 году закона о реформах, – невозмутимо подтвердил секретарь Кабинета.
Тем не менее, я попытался объяснить ему (как будто ему об этом не было известно!), что вся наша система зависит от того, что наши депутаты голосуют именно так, как того требует премьер-министр.
– Если же произойдет непоправимое, им придется следовать воле своих избирателей!
– Или велению своей совести, – охотно добавил Хамфри.
– Вот именно! – подтвердил я, невольно подражая этому чертову профессору. И повернулся к своему главному политическому советнику. – Дороти, вся эта схема абсолютно неприемлема.
В ответ она спросила, как в таком случае быть с проблемой Агнесс Мурхаус и ее отношением к местной полиции. Я несколько замялся, не зная, что сказать, однако, к моему глубочайшему удивлению и, надо честно признаться, к радости и огромному облегчению, оказалось, что у Хамфри уже имелось вполне приемлемое решение этой досадной проблемы.
– Мне пришлось с ней встретиться еще раз, господин премьер-министр, и мы обо всем договорились. Вот, ознакомьтесь, пожалуйста. Здесь все изложено достаточно просто и с предельной полнотой. И он протянул мне листок с текстом меморандума.
«14 ноября
В ходе определенных неформальных обсуждений, включавших в себя полный и откровенный обмен мнениями, приведших к ряду предложений, которые после взвешенного анализа оказались достаточно продуктивными, ведя к позитивному пониманию того, что в определенных обстоятельствах альтернативная стратегия действий способна претерпевать некоторые опосредствованные модификации, которые так или иначе способствуют переоценке первоначальных вероятностных различий, тем самым указывая путь к сотрудничеству и, соответственно, достижению возможных компромиссных решений, которые, в случае обоюдной готовности к взаимоприемлемым уступкам и наличия достаточно благоприятного психологического климата, вполне могли бы результироваться в виде разумной возможности для достижения более или менее удовлетворительного решения обсуждаемого вопроса.
X. Э.».

Я долго, как завороженный, смотрел на этот листок. Затем затравлено посмотрел на секретаря Кабинета.
– Простите, не могли бы вы пересказать мне его содержание? Хотя бы вкратце.
– Вкратце? – удивленно переспросил он и ненадолго задумался. Даже нахмурил брови. – Если вкратце, то… Мы договорились.
Он договорился?
– И как же все-таки вам это удалось?
Сэр Хамфри застенчиво улыбнулся.
– Видите ли, господин премьер-министр, наша старая добрая система имеет не только минусы, но и свои плюсы.
Я откинулся на спинку стула. Что ж, кризис, похоже, миновал. Теперь можно и расслабиться.
– Конечно же имеет, кто же спорит, – не скрывая облегчения, согласился я. Тем более что больше у меня вопросов не оказалось.
Зато оказались у него.
– Так… как насчет плана профессора Мариотта, господин премьер-министр? – Впрочем, суть моего ответа была ему предельно ясна.