Рoковые девчонки из открытого космоса

пожинали обильный урожай взглядов. С идентичными близнецами так обычно и бывало – даже с теми, кто не предпринимал дополнительных усилий и не красил волосы в ярко-лиловый и синий цвета и не завязывал их в ряды крохотных узелков, похожих на розовые бутоны а-ля Бьорк в период «Яростно счастливой».[59] К тому же, конечно, дело еще было в платьице Тристрама и перьевом боа Торкиля.

Перед ними остановился мальчишка и ткнул пальцем:

– Вы, парни, что – близнецы?

Оба смятенно заозирались.

– Простите? – сказал Тристрам. – Вы здесь видите кого-то еще?

Торкиль тем временем принялся кривить лицо и похлопывать по нему, пристукивая ногами по тротуару. Не отрывая взгляда от паренька, Тристрам присоединился к брату – стал прищелкивать пальцами, стучать себе по голове и чпокать губами. Кто как, а близнецы были перкуссивны. Они составляли ритм-секцию «Боснии». Тристрам играл на басу, а Торкиль – на барабанах. Иногда Торкиль играл на басу, а Тристрам – на барабанах. Вообще-то они могли играть на чем угодно. На своих телах, на листовом стекле витрин, на крышках мусорных баков, фонарных столбах, макушках двенадцатилетних оболтусов. И они играли.

К тому времени, когда братья закончили, прохожие, включая мать паренька, накидали к их ногам мелочи на $6.35.

– Легко, как не знаю, – заметил Тристрам, когда они прыгучей походкой двинулись на приступ своей любимой ливанской лавки, подсчитывая монеты.

Вскоре Торкиль тыльной стороной ладони уже стирал с губ соус чили, а Тристрам дожевывал остатки фалафеля.

– Сколько времени? – спросил Торкиль.

Тристрам посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого.

– Поздно, как не знаю, – провозгласил он приговор.

– Ну так двигай костями, филон чертов. – И Торкиль махнул боа на Тристрама. – Так чем Джейк оправдывался, когда вот так вот исчез вчера ночью? Что с ним случилось? Или я должен сказать, кто с ним случилось?

– Очевидно, чужие. – Тристрам воздел бровь.

– В смысле – чужие, как в иностранцах? – Торкиля охватило смятение.

– Нет. Чужие, как в дудудуду дудудуду. – Тристрам исполнил тему «Сумеречной зоны».

– Чужие, как в дудудуду дудудуду?

– Чужие, как в дудудуду дудудуду. Говорит, они проводили над ним сексуальные эксперименты. – Пальцем Тристрам обвел себе ухо – всюхин знак, обозначающий чокнутого, как не знаю.

– Ага, ну да, – рассмеялся Торкиль. – Я вот чего не понимаю про чужих. Зачем им ради этого тащиться на Землю? Им что, в открытом космосе не хватает секса? О, добдень, Джордж. – Они остановились там, где Джордж нависал брюхом над своим кладом. – Чего у тебя там?

– «Оживители Животиков». А ты который?

– Торк. Торкиль.

– Точно. – Джордж по очереди ткнул жирным пальцем в каждого. – Торкиль. Синий. Тристрам. Лиловый. А без цветовой кодировки вас кто-нибудь различает?

– Не-а. Даже мы сами, – жизнерадостно признал Торкиль.

– Как только я начинаю развивать в себе хоть чуточку индивидуальной личности, – пожаловался Тристрам, – он просто поворачивается ко мне, вдыхает поглубже и – ууп, все улетает. Всасывается ему в ноздри и сразу в кровь. И потом она становится как бы и его. Жуть.

– Херня, – возразил Торкиль, слегка щипая брата за руку. – Это ты. Человеческий «гувер».[60]

Медленно полируя деталь машины тавотной тряпкой, Джордж пристально разглядывал близнецов. На Тристраме снова было платьице. Интересно. Они ему как-то сказали, что папа у них был египтянин. Впоследствии в одной из своих книжек Джордж прочел, что египтяне традиционно верили, будто близнецы как-то связаны со звездой Сириус.

– А вы оба когда-нибудь думаете о чужих? – робко поинтересовался Джордж.

Торкиль глянул на Тристрама. Это что? Международная Неделя Чужих?

– Постоянно, Джордж, – с непроницаемым видом ответил он. – Вообще-то мы в данное время в чужих и врубаемся. Судя по всему, они прошлой ночью похитили Джейка.

Если бы у Джорджа на голове остались хоть какие-то волосы, они бы все встали дыбом.

– Что?

– Торк! Трист! Тащите сюда свои ебицкие задницы! – Голос Джейка грохотал из соседнего дома через весь двор. – Чоп-чоп.

Эта его татуировка. Джордж собирался что-то сказать, но его перебил Тристрам:

– Надо идти. – Он пожал плечами. – В следующий раз поболтаем, Джордж.

– Ага, – подтвердил Торкиль. – Папа зовет. – Он взял брата за руку. Они повернулись и скипнули домой.

Джордж шмякнулся задом наземь. Все происходит. Он был в этом уверен.

А девчонки уже приближались к вечно популярному «Кафе Да Вида»: уставленные латтэ столики, выплеснувшиеся на тротуар, посетители, что балабонили и смеялись, интриговали и замышляли. В этом конкретном кафе все были подающими надежды, бывшими или даже практикующими киношниками, писателями или артистами. Что придавало разговорам уровень театральности: тут драма отношений, там трагедия карьеры, а посреди – грубый фарс.

– У меня есть идея для фильма. – Ревностный молодой человек с конским хвостом и черными прямоугольными очками склонился над столиком к своему другу. Как и все в этом кафе, одеты они были целиком в черное.

– Ну? – Друг отвернулся, чтобы выдохнуть дым, и заметил девчонок. – Эгей. Марти, потерпи минутку. Боеготовность – цыпочки.

Марти нахмурился:

– Ты слушаешь, Брет, или как?

– Ага, слушаю, – вздохнул тот. – Что, я не могу слушать и смотреть одновременно?

– А можешь?

Брет опять вздохнул и склонил голову так, чтобы, по крайней мере, видеть девчонок боковым зрением.

– Выкладывай. – Они зеленые или это игра света?

– Кино про парня, ему за двадцать, городской уличный тип, он стремится преодолеть свое отчуждение и скуку через наркотики, алкоголь и секс.

Брет поморщился:

– Уже было. А кроме того, это не искусство. Это жизнь.

– Ай, спасибо, – ответил Марти, слегка задетый. – Но пока ты сразу не списал меня со счетов, вот тебе побочная сюжетная линия. – И он сделал паузу для пущего эффекта.

– О том, как блондинам – то есть натуральным блондинам, не шампуневым блондинам – ужасно трудно культивировать надлежащие бородки, в особенности такие, гусеницами, или треугольные штуки под нижней губой. Если даже у них достаточно растительности на лице, чтобы получилось, результаты едва видны, и они в итоге страдают от невероятного тренд-ангста.

Брет на минутку задумался.

– Вот теперь дело говоришь, – кивнул он. И украдкой бросил взгляд через плечо. – Ох, мужик, – сказал он. – Ты только прикинь.

Марти прикинул.

– Мне кажется, они зеленые, Брет.

– Эй, – пожал плечами его друг. – У нас мультикультурное общество. Приветик, – кинул он девчонкам.