Стиснув руль, я застыла, заставляя себя смотреть вперед. Отлично. Просто класс. Обнаружить незваного гостя в машине, когда я на мосту, еду над толщей воды? Именно то, что мне
Миг спустя я прочистила горло и сказала:
— Ты понимаешь, что, если я свалюсь с моста, мы оба умрем?
Не знаю, какой ответ я ожидала, но наверняка не тот, который получила: низкий рокочущий смешок, почти рычание. Смех при мысли о водяной могиле — явно не признак здравого ума.
Сглотнув, я попыталась еще раз:
— Допускаю, у тебя есть преимущество. Уверена, ты знаешь, кто я, иначе тебя бы тут не было. Может, скажешь, что ты забыл в моей машине?
Единственным ответом был очередной смешок. Я поборола желание обернуться. Даже если он не вооружен, в чем я сомневаюсь, не стоит терять контроль над машиной посреди моста. Это разновидность дарвинизма: если ты достаточно туп, чтобы отвести взгляд с дороги, пересекая один из самых больших водоемов в мире, ты слишком туп, чтобы жить. На теперешний момент ситуация производила впечатление безвыходной.
— Мое терпение не вечно, знаешь ли, — сказала я, спокойствие в моем голосе истощалось. Я испугана и сердита, что уж тут скрывать. — Если ты собираешься угрожать мне, то поторопись и сделай это до того, как мы разобьемся? Я только что расплатилась за это ведро и не в настроении искать новую машину.
На этот раз он не смеялся, он стал еще больше в зеркале заднего вида, очертания были размыты из- за блокирующей иллюзии, и его молчание телеграфировало, что, так или иначе, он не думает, что мне в ближайшее время придется покупать новую машину.
Он в машине. Это факт. Это то, что нельзя изменить, и, значит, мне надо сохранять спокойствие. Тяжело думать рационально, когда сходишь с ума, и еще тяжелее, когда боишься, так что я отказалась от того и от другого. Как только этот ублюдок уберется из машины, я смогу устроить себе миленький нервный срыв. При условии, что выживу.
Первый съезд был совсем близко. Хорошо. Улицы Сан-Франциско не безопаснее моста Бэй-Бридж, но на них сложнее погибнуть, если свернешь не туда. Сложнее, но не невозможно; если у мира действительно есть край, он, вероятно, прячется на односторонней улице где-то в Сан-Франциско.
Я крепче вцепилась в руль, молча извиняясь перед своей машиной. Я на полном серьезе говорила, что не хочу покупать новую. Разумеется, это подержанный «фольксваген-жук» 1974 года выпуска, с огромным пробегом, будто кто-то ездил на нем на Гавайи, но это моя машина. Я выбрала ее, потому что она мне понравилась, и мне искренне жаль, что нам отпущено не много времени. По крайней мере, она погибнет с честью.
Впереди показался съезд, и я нажала на педаль газа, ускоряясь и съезжая с моста на Гаррисон-стрит. Основной поток машин остался позади нас, направляясь к туристским местам. Отлично. Я наблюдала, как тень мужчины в зеркале придвигается ближе к водительскому сиденью. Он явно считал, что мы играем по каким-то разумным правилам. Он ошибался.
Я люблю безумные игры. И обычно побеждаю.
Как только он начал двигаться, я вдавила газ в пол, резко дергая машину влево. Он пролетел по машине, впечатавшись в дверцу с приятным глухим стуком. Вокруг засигналили, когда мы устремились по односторонней улице в неправильном направлении.
— Что за?… — спросил голос с заднего сиденья.
Я не узнала его — хорошо. Значит, мы не знакомы и я не буду чувствовать себя такой уж виноватой, если разобью машину о стену и убью его. Я наемник, но не бессердечный.
— Это безрассудная езда, засранец!
Мы должны были вот-вот в лоб столкнуться с такси. Я, ругаясь, свернула в последний момент. Мужчина сзади тоже ругался, более громко. Я не хотела причинить вред никому, кроме него, и намеревалась встряхнуть его достаточно сильно, чтобы он не стал преследовать меня, когда я побегу.
— Я знаю, что
— Ты убьешь нас обоих!
— Отличная мысль!
На самом деле это было весело, в фаталистическом смысле. Я хмуро улыбалась, пока мы сновали туда-сюда среди машин. Нет ничего лучше для правильного начала вечера, чем скоростная гонка на машинах, даже если фактически участвует только одна машина.
— Останови машину немедленно, или я…
— Что — ты? — Я свернула на очередную одностороннюю улицу. На этот раз мы поехали вместе с основным потоком, если не принимать во внимание тот факт, что я неслась со скоростью девяносто миль в час, тогда как остальные — двадцать пять. — Ударишь меня? Дорогуша, если ты отберешь руль у тетушки Тоби, пока мы едем с такой скоростью, мы оба погибнем — имею в виду, я и ты, не только я. Сядь спокойно и наслаждайся ездой, если только наниматель не заплатил тебе так много, что теперь тебе хочется умереть.
Силуэт на заднем сиденье откинулся назад, прорычав:
— Остроухая сучка!…
— На самом деле я остроухая шлюха. Только чистокровки достойны прозвища «сучка». — Я дернулась влево и услышала, как он ударился. — Ты так и не пристегнулся?
— Я тебя убью!
— Становись в очередь.
Каким— то образом мы оказались на тротуаре.
На этот раз он просто зарычал. Отлично. Ему страшно, а я устала, пришло время остановиться. Я нажала на педаль, заставив «фольксваген» резко со скрежетом затормозить, одновременно отстегивая ремень одной рукой. Сотрясение было резким, но оно того почти стоило — давно я так не развлекалась.
Мой незваный пассажир влетел в спинку моего сиденья с оглушительным ударом. Я успела заметить сердитый оскал, тонкие губы, обнажившие крупные желтые зубы, перед тем как выскочить из машины и без оглядки помчаться по улице.
Страх и адреналин — лучшие друзья бегуна. Я пробежала почти четверть квартала, когда услышала звук открывающейся дверцы и мужской голос, требующий, чтобы я остановилась. Ага, сейчас. Это «красная фуражка», военный полицейский, а почти все они — наемные головорезы, они не нападают наугад. Кто-то послал его за мной. Кто бы это ни был, он почти наверняка убил Розу, и, как только они пытками выведают у меня, где сундук с приданым, я тоже умру. Я продолжала бежать и не услышала звука выстрела.
Пуля вонзилась мне в левое плечо чуть выше ключицы. Я вскрикнула, споткнулась, но заставила себя бежать дальше. За секунду боль превратилась в пульсирующую пытку, ясно и четко давшую понять, что у меня неприятности почище того, что нанятый головорез стреляет в меня на улице Сан-Франциско: пуля сделана из железа. Я ощущала распространяющееся жжение и сосредоточилась на нем, заставляя себя двигаться. Часть меня хотела поддаться боли и упасть, и с этой частью надо было справиться, потому что нельзя остановиться и позволить безумцу прикончить меня железом. С простой смертью я могла бы смириться. Но смерть от железа… Ничто не болит так, как рана, нанесенная железом. Я прочувствовала смерть Розы.
Улица была почти пустой — вот уж везение. Единственный раз, когда мне действительно нужна толпа, — и ни души на горизонте. Спереди моя рубашка промокла от крови. Мои движения замедлялись, железо глубже и глубже проникало в тело. Мне грозит соперничество между кровопотерей и отравлением железом — что прикончит меня первым. Если я не найду способ хотя бы остановить кровь, меня уберут из сериала до его начала. Октобер, на выход, действие продолжается. Все, что надо убийце,— это следовать за мной и ждать.
Полузакрыв глаза и зажимая открытую рану в плече, я бежала до тех пор, пока не почувствовала, что
