подоконника, где нежился на солнце. Старая миссис Уинн смотрела, как по стеклу сползает перезревшая мякоть. Из-за густых зарослей красных и белых рододендронов, которые росли в самом низу покатой лужайки, послышалось нестройное пение.
— Уинни — Уинн — ведьма! Уинни — ведьма и черный кот при ней! Уинни — ведьма!
За этим последовало с трудом сдерживаемое хихиканье и глухие удары комьев сырой земли по входным дверям старой леди.
Она обратилась к коту — своему единственному собеседнику:
— Опять эти дети здесь, Гораций. За что они нас преследуют? Мы ведь не сделали им ничего плохого, правда?
Гораций легко вскочил к ней на колени, тихо мяукнул и стал тереться об ее руку. Миссис Уинн вздохнула.
— Будь капитан Уинн жив, они бы нас так не мучили, верно, Гораций?
Она печально посмотрела на портрет в овальной раме, висевший над каминной полкой. На нем застыл во времени капитан военно-морского флота Родни Уинн, одетый в новенькую, с иголочки, парадную форму со всеми регалиями, галунами, колодками с орденскими ленточками; под мышкой он держал форменную фуражку, а сильной правой рукой опирался о стол, где лежала Библия в кожаном переплете. Седая эспаньолка — волосок к волоску — аккуратно подстрижена, квадратная челюсть, спокойные синие глаза, решительный взгляд которых, несомненно, подчинял себе всех окружающих. Настоящий мужчина, герой блокады Севастополя 1850 годов. Теперь, к сожалению, его уже не было в живых.
Окно в гостиной сотряслось — в него запустили жирной дохлой жабой, она шмякнулась прямо на наружный подоконник. Миссис Уинн решительно поднялась с кресла и направилась к дверям.
— Ведьма Уинни, старуха-колдунья, выйди из дома, задай-ка нам трепку!
Миссис Уинн медленно открыла дверь, и первым в нее проскользнул Гораций, изогнув лоснящийся хвост. Он наблюдал за тем, как его старая хозяйка поставила на землю ведро и швабру. Взяв жесткую щетку, она стала счищать с двери комья земли, они падали на цветочную грядку.
— Смотрите, сейчас ведьма Уинни поскачет за нами на метле. Я же говорил, она настоящая ведьма!
Миссис Уинн погрозила шваброй в сторону рододендронов.
— Перестаньте дурачиться, уходите, оставьте нас в покое, несносные озорники! Вам что, заняться нечем?
Из-за кустов раздался иронический смех.
— У нее еще и кот черный! У всех ведьм черные коты!
Обмакнув швабру в мыльную воду, миссис Уинн, заливаясь слезами, принялась смывать потеки грязи со своей аккуратной зеленой двери с отполированным бронзовым молотком и с почтовым ящиком.
— Если вы не уберетесь, я позову полицейского!
— Ха-ха-ха! Ну и зови полицию, старая калоша! Миссис Уинн устало перенесла ведро на лужайку перед домом. Сбросив с подоконника дохлую жабу, она стала смывать грязь с окон гостиной. И снова услышала голоса:
— Скорей, Уинни! Беги за полицейским! Очень это тебе поможет!
Старая леди понимала, что они правы. Ее мучители исчезнут в ту же минуту, как она пойдет за полицейским, но не успеет констебль уйти, как они будут тут как тут и снова начнут издеваться над ней. В последние месяцы так оно всегда и было. Решительно сжав зубы, она схватила ведро с мыльной водой и швырнула его в кусты. Но оно не долетело, вода разлилась по лужайке. Это вызвало бешеный восторг у засевшей в засаде банды. Они принялись трясти кусты так, что цветы рододендронов посыпались на землю.
— Ха-ха-ха! Ведьма промахнулась! Глупая старая ведьма! Промахнулась! Промахнулась!
За дверным косяком мелькнул хвост Горация. Кот тихонько прокрался обратно в дом. Миссис Уинн проследила за ним взглядом, ладонью устало вытерла лоб, подобрала ведро и швабру и последовала за котом. Стоило ей закрыть дверь, как снова начался обстрел всяким хламом.
— Уинн, Уинн, Уинни! Ведьма! Ха-ха-ха!
Стараясь не обращать на наглецов внимания, она заварила чай, налила немного в блюдце и, добавив молока, поставила перед котом. Гораций обожал чай с молоком. Миссис Уинн погладила его черную голову:
— Нет, Гораций, нас в покое не оставят. Если не эти сорванцы, то Обадия Смизерс, у него законные основания выгнать меня отсюда. Ах, Гораций, дорогой, ведь остается всего неделя. Приедут законники из Лондона, предъявят документы о выселении, и я лишусь дома! Поверить не могу! И деревня, Гораций, бедная деревня!
Гораций облизал лапку, тщательно потер ею ухо, не сводя серьезных янтарных глаз с хозяйки, словно понимая всю серьезность положения. Миссис Уинн села в кресло, глядя на свои натруженные руки. Аккуратная старая леди машинально играла своим тонким золотым обручальным кольцом, поворачивая его на пальце, ее ноги в домашних туфлях едва доставали до покрытого плиткой пола. Дедовские часы в ореховом корпусе, стоявшие в холле с мозаичным полом, возвестили половину четвертого. На столе стояла недопитая чашка чая. Эта чашка и блюдце были из старинного сервиза, его подарила ей на свадьбу любимая тетка. Чай совсем остыл.
Миссис Уинн закрыла глаза, стараясь отвлечься от шума за окнами. Но ничего не получалось, о послеобеденном сне не могло быть и речи. Гораций немного побродил вокруг и наконец выбрал место и улегся у ее ног. Миссис Уинн никогда не была склонна жалеть себя, но сейчас она уголком передника промокнула навернувшиеся слезы. Сжав кулаки от внезапной вспышки гнева, она сказала коту:
— Ох, если бы хоть какой-нибудь случайный прохожий проучил этих безобразников! Если бы…
А потом она долго сидела, вперив взгляд в белые и голубые кафельные плитки вокруг кухонной раковины. В иные летние вечера старой вдове и ее коту бывало очень одиноко!
Глава 13
Бен и Нед продолжали свой путь, обсуждая достоинства и недостатки амбаров. За неимением ничего лучшего, пес внушал себе, что амбар — не самое плохое место для ночлега: «Я люблю, когда в амбаре много сена. С сеном весело. В нем можно кататься и прыгать с одной кучи на другую».
Бен ехидно улыбнулся: «Ну, если ты собираешься всю ночь валяться в сене, утром изволь сам чистить свою шерсть. Я ведь не собачья горничная!»
Лабрадор негодующе взглянул на него. «Я и не говорю, что ты горничная. А кстати, когда это я в последний раз ночевал в амбаре, полном сена?»
Бен немного подумал, а потом ответил: «Ну, девятого апреля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, если я правильно помню. В тот день Роберт Л. Ли сдался Гранту.[6] Мы с тобой тогда ночевали в амбаре, где-то возле Канзас-Сити».
«Ах да! Ты еще прыгнул мне на голову. Это я хорошо запомнил!»
«Мне пришлось прыгнуть на твою глупую башку, иначе ты захлебнулся бы от лая и выдал нас этим ренегатам. Не забывай, Нед, что я спас тебя, если бы не я, ты превратился бы в седельный мешок».
Лабрадор беззаботно фыркнул. «Премного вам благодарен, юный сэр. Но сейчас не гражданская война и мы не в Америке. Здесь всего лишь сонная английская деревушка, тихая заводь. И я могу лаять, сколько душе угодно. Знаешь, время от времени собакам надо упражняться в лае. Кто может сказать, когда это понадобится!»
Бен остановился. «Тихо, Нед! Слышишь? Похоже, какие-то крики?»
Пес поднял проницательные глаза. «Кричат: „Уинни — ведьма, сморщенная тетка, ну-ка выйди, задай нам трепку!“ Может, Бен, здесь просто так принято?»
Они свернули по обсаженной деревьями тропинке, и Бен увидел большой старый дом из красного кирпича, одиноко стоящий на склоне холма.
«Как Алекс назвал эту шайку, Нед?»
«Гм-м, кажется, „Амбарная шайка“. А что?»
«Сдается, это они. Подожди, давай-ка посмотрим, что они вытворяют».
Их было десять: предводительствовали Уилф Смизерс и его кузина Регина Вудворси. Уилф велел своей команде поискать, чем бы еще запустить в дом, а сам вместе с Региной остался возле кустов и тряс
