судей людьми высшей породы.
— Что случилось, мистер Маккей? Надеюсь, ничего плохого, сэр?
— Нет-нет, констебль, — поправил свой черный галстук адвокат. — Все в полном порядке. Хочу только кое-что спросить у вас.
Полицейский так втянул живот и выпятил грудь, что от форменной куртки чуть не отлетели пуговицы.
— Спрашивайте, сэр! Всегда к вашим услугам!
— Что сталось со старой тюрьмой, которая, по данным моих карт, находилась раньше где-то здесь?
Констебль Джадмен показал толстым пальцем на серое каменное здание.
— А с ней ничего не сталось — вот она, тюрьма. Ну, конечно, как мы все помним, в ней уже давно полицейский участок. Нам, слава богу, много лет тюрьма ни к чему.
— Но когда-то здесь была тюрьма и место казни, так я понимаю, — серьезно кивнул Маккей.
Констебль провел пальцем по усам, смахивающим на руль велосипеда.
— Сержант Паттерсон поминал про тюрьму, только она была здесь задолго до меня, да и до него тоже.
Адвокат огляделся, стараясь сохранить невозмутимый вид.
— Интересно, где же происходили казни? Констебль опять ткнул пальцем себе за спину.
— Сержант Паттерсон считает, что во дворе, позади участка. Он рассказывал, что там вешали убийц.
Из двуколки выглянула Эйлин, приподняла юбки, спустилась на землю и, улыбаясь, подошла к полицейскому.
— Какой же вы храбрый, констебль! Не боитесь жить так близко от места, где вешали убийц? Я бы ни за что не смогла!
От такой похвалы и без того красное лицо констебля стало пунцовым, а грудь выпятилась еще сильней.
— А чего тут бояться, мэм? Обыкновенный двор и в нем что-то вроде сада. Я каждый день смотрю на этот сад из окна своей спальни, а за растениями сам ухаживаю. Люблю поддерживать всюду порядок.
— Не сомневаюсь, констебль. А можно нам взглянуть на это местечко?
Вопрос Эйлин сбил констебля с толку.
— Вот уж не знаю, миссис Драммонд. Это собственность полицейского управления. Публике туда входить не положено. Сержант Паттерсон не похвалит меня, если увидит, что я допустил посторонних в полицейский участок.
После этого заявления наступила тягостная пауза, прерванная появлением самого сержанта, подкатившего к участку на велосипеде.
Рыжий, кудрявый, очень высокий и худой Паттерсон носил узкие бакенбарды и отличался веселым нравом. Ему было лет тридцать пять. В его речи чувствовался едва заметный след соседства с границей Шотландии. При виде небольшого сборища он дотронулся до своей форменной фуражки и улыбнулся.
— Доброе утро, денек, кажется, опять выдался жаркий.
И, обратившись к констеблю, сказал уже более серьезно.
— Я только что со станции. Туда прибыли три платформы с оборудованием и строительными материалами. Направлены лондонской фирмой Смизерсу. Уже приготовились их выгружать, везти на деревенскую площадь и там складывать. Но я приказал начальнику станции приостановить это дело. И Смизерс ваш тоже там был. Ну я натянул ему нос. Сказал, что до завтра он даже гвоздя не имеет права выгрузить. Ордер только с завтрашнего дня вступит в силу. Этот Смизерс взревел, как бешеный бык, ну а я зачитал ему постановление и предупредил, что, если он нарушит закон, я его арестую и запру под замок! Терпеть не могу этого нахала! Вы уж меня простите, мистер Маккей, но, по-моему, он кичливый болван.
— Я составил себе о Смизерсе точно такое же мнение, — кивнул адвокат.
Паттерсон прислонил велосипед к садовой стене.
— Спасибо большое, сэр! Констебль, отправляйтесь на станцию и охраняйте вагоны. Понятно? Да, и захватите объявление «Разгрузка запрещена». Прикрепите его к вагонам. Следите, чтобы всё оставалось на месте! Констебль без всякой нужды отсалютовал:
— Будет исполнено, сержант! Положитесь на меня! Разрешите воспользоваться вашим велосипедом?
— Просьбу удовлетворяю! Поезжайте, констебль! — казалось, Паттерсон прячет улыбку.
Величественно восседающий на велосипеде Джадмен скоро исчез из виду. Сержант усмехнулся.
— Поглядите-ка на него! Что с ним поделать, обожает ездить на моем старом велосипеде. Ну а вам, друзья, чем я могу помочь?
— Нам бы хотелось взглянуть на прежнее место казни, — ответила Эйлин. — Но констеблю наши планы не пришлись по душе.
Уилл выпятил грудь и живот, стараясь изобразить констебля.
— Нашествие на владения полиции, сержант! Не крестьянский ли бунт?
Сержант сделал серьезное лицо:
— Да, мне это не нравится! Лучше заходите-ка все ко мне, я поставлю чайник и обсудим дело. Подождите минутку.
Паттерсон вынул из кармана яблоко и скормил его Делии, ласково похлопывая морду лошади.
— А ты, голубушка, держись от этих повстанцев подальше.
Стены внутри полицейского участка, бесчисленное количество раз побеленные в верхней половине, насчитывали столько же толстых слоев битума внизу. Всю деревянную обшивку много лет подряд красили в темно-синий цвет, и вокруг закопченного железного очага краска потрескалась. На доске, висевшей у окна, красовался ряд объявлений, старых и новых. Паттерсон усадил мистера Брейтуэйта, адвоката, Уилла и Эйлин на высокие стулья у конторки и стал кипятить чайник, а Эми с братом и Джон с Беном разместились на длинной скамье.
Лабрадор, лежа под столом, грыз толстую баранью кость и внушал своему хозяину: «Хороший человек, этот сержант Паттерсон, верно?»
Бен, цедя чай из коричневой глиняной кружки, ответил: «Не знаю, в чем дело, но мне здесь не по себе. Что-то меня то в жар, то в холод бросает».
Лабрадор, с костью в зубах, вылез из-под стола. «Да, выглядишь ты неважнецки. Мрачноватое здесь местечко. Давай, выйдем отсюда на солнышко».
Эми, увидев, что они уходят, поспешила за ними.
— Бен, ты что-то побледнел. Тебе нехорошо?
Бен прислонился к садовой стене, глубоко вдохнул свежий воздух и медленно выдохнул.
— Спасибо. Уже лучше. Не могу объяснить почему, но мне там было не по себе.
Эми похлопала юношу по руке.
— Ну и незачем туда возвращаться, раз тебе это неприятно. Побудем здесь, а с сержантом договорятся остальные. Ты какой-то непонятный, Бен, не похож ни на кого из наших здешних и уж, конечно, не такой, как мы с братом. Ты не рассердишься, если я спрошу, где ты родился? И где побывал, пока не приехал сюда?
Пряча от девушки глаза, Бен посмотрел вдаль.
— Я бы рассказал тебе, Эми… но…
Эми сама не понимала почему, но ее охватила жалость к этому странному юноше.
— Прости меня, Бен…
Однако, когда он обернул к ней лицо, глаза его снова стали ясными, а на щеках заиграл румянец. Но главное, он улыбнулся, а Эми так нравилась его улыбка!
— Нечего извиняться. Ты же мой друг, а это самое важное.
Историю их поисков изложил сержанту старый корабельный плотник, и Паттерсон переводил взгляд с Алекса на Эйлин, с Уилла на мистера Брейтуэйта и мистера Маккея по мере того, как они добавляли подробности.
Потом он некоторое время всматривался в свой чай и, наконец, заговорил.
— Меня, как вы знаете, назначили в вашу деревню четыре года назад. Здесь у вас прекрасно. Я
