— Последний раз я ел мясо, оставшееся от наших верблюдов, — сказал я.
— Давай найдем ларек и купим говядины.
Вдоль дороги выстроились торговцы — они продавали всякую всячину, глиняные горшки, притирания, травы, специи, медные и бронзовые клинки (похоже, здесь у них дефицит железа) и крохотные резные портреты примерно тысячи разных богов: у большинства имелось больше конечностей, чем необходимо, и ни один не выглядел чрезмерно дружелюбным.
Мы нашли зерно, хлеб, фрукты, овощи и бобовую пасту, но мяса нигде не увидели. Остановились на хлебе и остром бобовом месиве, заплатили женщине римской медной монетой, потом отыскали местечко под огромным баньяном, устроились там и принялись за еду, разглядывая реку.
Я уже забыл, каким коктейлем пахнут города: зловоние людей и отходов, дыма и животных, — и резко заскучал по чистому воздуху гор.
— Джош, мне тут не хочется ночевать. Может, найдем ночлег в деревне?
— Чтобы добраться до Тамила, мы должны двигаться вдоль реки. Куда течет река, туда и люди идут.
Река — шире любого потока в Израиле, но мелкая, желтая от глины и совершенно неподвижная под гнетом тяжелого воздуха — скорее казалась гигантской стоячей лужей, чем живым и проворным существом. По крайней мере — в это время года. На мелководье полдюжины костлявых голых мужчин с торчащими дыбом седыми шевелюрами и максимум тремя зубами на рыло во всю глотку декламировали какую-то гневную поэзию протеста и сверкающими радугами подбрасывали воду над головами.
— Интересно, что поделывает братец Иоанн, — задумчиво промолвил Джошуа.
На илистом берегу женщины мыли одежду и младенцев, в двух шагах от них в воду заходил пить и гадить скот, мужчины удили рыбу или шестами толкали длинные плоскодонки, детвора плескалась в воде или барахталась в грязи. Там и сям в нежном течении дрейфовал поплавок — раздувшийся и облепленный мухами собачий труп.
— Может, где-нибудь подальше есть дорога и там не так воняет?
Джошуа кивнул и поднялся.
— Вон. — Он показал на узкую тропу, уходившую в высокие заросли травы на противоположном берегу.
— Нужно переправиться, — сказал я.
— Славно будет, если мы найдем лодку, — поддакнул Джош.
— Может, стоит сначала спросить, куда ведет тропа?
— Нет. — Джошуа посмотрел на толпу, собравшуюся неподалеку на нас поглазеть. — Настроены они недружелюбно.
— Что ты там втюхивал Гаспару про любовь как состояние, в котором обретаешься, или типа того?
— Да, но не к этим же. Эти жуть нагоняют. Пошли.
И теперь вот маленький смуглый жутик тащил нас в чащу слоновьей травы. Звали мужичонку Руми, и нужно отдать ему должное: в хаосе и суматохе погони, в полоумной гонке по какой-то монструозной топи, удирая от банды кровожадных, лязгающих, громыхающих, орущих и потрясающих копьями поборников обезглавливания, ему удалось отыскать тигра. Свершение немалое, если учесть, что за собой Руми тащил мастера кунг-фу и спасителя человечества.
— Ик, тигр, — только и сказал Руми, когда мы выломились на полянку — на самом деле просто ложбинку, — где кошак размерами с Иерусалим злорадно обгладывал олений череп.
Руми нашел точное и адекватное выражение для моих чувств, но будь я проклят, если позволю, чтобы последними словами в моей жизни стали «Ик, тигр», поэтому я помалкивал и слушал, как журчит моча, стекая в мои башмаки.
— По-моему, шум должен был его спугнуть, — вымолвил Джош, когда тигр оторвался от закуси и глянул на нас.
Я не мог не подметить, что погоня готова обрушиться на нас в любую секунду.
— Так оно обычно и бывает, — сказал Руми. — Только шум гонит тигра к охотнику.
— Может, он это знает, — сказал я, — и потому никуда не пойдет. А они больше, чем я себе представлял. Тигры то есть.
— Сядь, — велел Джошуа.
— Прошу прощения?
— Верь мне. Помнишь кобру?
Я кивнул Руми и жестами убедил его сесть, а тигр тем временем весь подобрался, напряг задние лапы, как бы готовясь прыгнуть. Вообще-то он и собирался это сделать. Едва первый из наших преследователей вырвался на полянку, тигр скакнул и проплыл у нас над головами с зазором в пол человеческого роста. Приземлился на первых двоих, что высунулись из травы, сокрушив их огромными передними лапами, а затем ободрал им все спины, оттолкнувшись для следующего прыжка. Потом я только видел, как по небу разбегаются наконечники копий, —охотники… ну, в общем, сами понимаете. Орали мужчины, орала женщина, орал тигр и, ковыляя к дороге, орали те два бедолаги, на которых тигр приземлился.
Руми перевел взгляд с мертвого оленя на Джошуа, на меня, на мертвого оленя, на Джошуа, и глаза его стали еще больше.
— Я глубоко тронут и вечно благодарен тебе за твою духовную близость с тигром, но это его олень, и, похоже, он еще не закончил трапезу, а потому, быть может…
Джошуа встал.
— Веди.
— Но я не знаю куда.
— Только не туда. — Я ткнул в общем направлении орущих плохих парней.
Руми вывел нас к другой дороге, и по ней мы дошли до его жилища.
— Это яма, — сказал я.
— Не так уж плохо, — озираясь, сказал Джошуа. Поблизости располагались другие ямы. И в них жили люди.
— Ты живешь в яме, — сказал я.
— Эй, чего наехал? — возмутился Джошуа. — Он нам жизнь спас.
— Яма скромная, зато своя, — сказал Руми. — Чувствуйте себя как дома.
Я осмотрелся. Яму вытесали в песчанике — глубиной по плечи, а ширины еле хватало, чтобы перевернуть в яме корову. Как я понял впоследствии, это и есть главная мера здешнего домостроения. В яме не было ничего, кроме одного-единственного камня высотой по колено.
— Садитесь, пожалуйста. Можете расположиться на камне, — пригласил Руми.
Джошуа улыбнулся и сел на камень. Сам Руми устроился на дне, прямо в черной слякоти.
— Садитесь, прошу вас. — Он показал на грязь рядом с собой. — Простите меня. Мы можем позволить себе лишь один камень.
Садиться я не стал.
— Руми, ты живешь в яме! — Я не мог снова не привлечь его внимание к этому обстоятельству.
— Это правда. А у вас в стране где неприкасаемые живут?
— Неприкасаемые?
— Да, нижайшие из низких. Мразь земли. Подонки общества. Никто из высших каст не может признать, что я существую. Я неприкасаемый.
— Так не удивительно. Ты живешь в копаной яме.
— Нет, — вмешался Джошуа. — Он живет в яме, потому что он неприкасаемый, а не наоборот. Если б даже он жил во дворце, он бы все равно остался неприкасаемым. Верно я говорю, Руми?
— Ага, щас он возьмет и там поселится, — не выдержал я. Извините, конечно, но… парень жил в яме.
— Тут стало просторнее после того, как у меня умерли жена и большинство детей, — сказал Руми. — До сегодня оставалась еще Витра, моя младшенькая, но теперь и ее нет. Если хотите погостить, места много.
Джошуа возложил руку на костлявое плечо Руми, и я увидел, как действует божественное касание: вся боль испарилась с лица неприкасаемого, точно роса под жаркими лучами солнца. Я стоял рядом и варился в
