канавы для стока крови, которую затем из сосудов можно было заливать богине в глотку. К алтарю вела широкая аллея, вымощенная камнем, и вдоль нее по обеим сторонам выстроились огромные деревянные слоны. Стояли они на громадных кругах, чтобы можно было вращать. Хоботы и передние ноги заляпаны бурой ржой, тут и там виднелись глубокие надрезы: лезвия, пронзая детей, втыкались в красное дерево.
— Витру держат не здесь, — заметил Джошуа.
Мы прятались за деревом у самого храмового сада. Заблаговременно мы переоделись в местных, с липовыми кастовыми отметинами на лбу и всеми делами. Поскольку жребий я проиграл, сари было на мне.
— Мне кажется, это и есть дерево бодхи, — сказал я. — Совсем как то, под которым сидел Будда. О, как это волнительно! Уже от того, что я стою здесь, на меня снисходит просветление. Нет, в самом деле — я ощущаю, как под моими ступнями чавкают спелые бодхи.
Джошуа посмотрел на мои ноги:
— Мне кажется, это не бодхи. Тут до нас корова побывала.
Я извлек ступню из этой пакости.
— В этой стране коров переоценивают. Гадят даже под деревом Будды. Ничего святого не осталось, скажи?
— Этому храму не выстроен храм, — сказал Джошуа. — Надо спросить Руми, где до праздника держат жертв.
— Откуда он знает? Он же неприкасаемый. А эти парни — брахманы, они ему ничего не скажут. Все равно что саддукей растолковывает самаритянину, как выглядит святая святых.
— Тогда придется самим искать, — сказал Джош.
— Мы знаем, где они будут в полночь. Там и зацепим.
— По-моему, лучше найти этих брахманов и заставить их отменить весь праздник.
— Возьмем штурмом храм и скажем: немедленно прекратите?
— Да.
— И они прекратят?
— Да.
— Очень мило, Джош. Пошли искать Руми. У меня есть план.
Глава 21
— Из тебя вышла очень симпатичная женщина, — изрек Руми, нежась в роскоши своей ямы. — Я рассказывал, что жена моя перешла в следующую инкарнацию и я теперь один и ничем не связан?
— Да, ты упоминал. — Похоже, он уже смирился с тем, что дочь ему не вернуть. — А что вообще с твоей семьей случилось?
— Утонули.
— Соболезную. В Ганге?
— Нет, дома. У нас был сезон дождей. Мы с малюткой Витрой пошли на рынок купить немного помоев, и вдруг как хлынет. А когда вернулись… — Он пожал плечами.
— Я не хотел бы выглядеть бесчувственным, Руми, но велика вероятность того, что потерю твою вызвал… ну, не знаю… скорее всего, тот факт, что ты ЖИВЕШЬ В КОПАНОЙ ЯМЕ!
— Это ему не поможет, Шмяк, — сказал Джошуа. — Ты говорил, у тебя есть план.
— Есть. Руми, верно ли я понял, что в этих ямах — то есть когда в них никто не живет — дубят шкуры?
— Да, это работа, которую могут выполнять только неприкасаемые.
— Оттого и аромат. Я предполагаю, в дублении вы пользуетесь мочой, верно?
— Да, моча, толченые мозги и чай — основные компоненты.
— Покажи мне яму, где выпаривают мочу.
— Там живет семья Раджнеш.
— Все в порядке, мы принесем им подарок. Джош, у тебя в котомке не завалялось пыли?
— Ты чем собрался заниматься?
— Алхимией, — ответил я. — Искусные манипуляции элементами. Смотри и учись.
Когда ямой не пользовались для мочи, ее населяло семейство Раджнеш. Они были только рады оделить нас целой кучей белых кристалликов, из которых состояло половое покрытие дома. В семье было шестеро: отец, мать, почти взрослая дочь и трое малюток. Еще одного младшего сына забрали в жертву богине Кали. Как Руми и остальные неприкасаемые, Раджнеши скорее походили на мумифицированные бурые скелеты, а не на людей. Неприкасаемые мужчины разгуливали между ямами в чем мать родила или в одних набедренных повязках, и даже их дамы носили рвань, что едва прикрывала остатки тел. Полный контраст со стильным сари, которое я приобрел на рынке. Господин Раджнеш заметил, что я — очень симпатичная женщина, и пригласил заходить в гости после ближайшего муссона.
Джошуа мелко растолок белые кристаллы, а мы с Руми собрали древесный уголь в красильной яме с подогревом (топку там выдолбили прямо в каменном полу). Неприкасаемые в ней превращали цветы индиговых кустов в краску для тканей.
— Руми, мне нужна сера. Знаешь серу? Желтенький камень, горит синим пламенем, а дым воняет тухлыми яйцами.
— О да, им торгуют на рынке, это лекарство. Я дал неприкасаемому серебряную монету:
— Иди и купи, сколько унесешь.
— Ой, мама родная, да здесь денег больше чем достаточно. Можно, я на остаток соли куплю?
— Покупай что хочешь, только быстрее.
Руми испарился, а я отправился помогать Джошуа готовить селитру.
Для неприкасаемых концепция изобилия — абстракция во всем, что не относится к двум категориям: страданию и всякой требухе. Если вам требуется приличная еда, жилье или чистая вода, среди неприкасаемых вас ожидает жестокое разочарование. Если же вы ищете клювы, кости, зубы, шкуры, жилы, копыта, волосы, желчный камень, плавники, перья, уши, рога, глаза, мочевые пузыри, губы, ноздри, заднепроходные отверстия или какую угодно несъедобную деталь практически любого существа, что ходит по Индийскому субконтиненту, плавает под ним или летает поверху, у неприкасаемых скорее всего где- нибудь отыщется запас искомого — будет удобно храниться под толстым одеялом из черных мух. Чтобы соорудить требуемое оборудование, мне приходилось мыслить в категориях животных запчастей. Это, конечно, прекрасно, если не нужна, скажем, дюжина коротких мечей, луков и стрел или кольчуги для тридцати солдат, а у вас в наличии пачка ноздрей и три ануса в недокомплекте. Но я принял вызов, и все завертелось. Пока Джошуа бродил среди неприкасаемых и лечил исподтишка их многочисленные недомогания, я раздавал приказы. — Мне нужно восемь овечьих мочевых пузырей — сравнительно сухих, — две горсти крокодильих зубов, два куска сыромятной кожи длиной с мою руку и шириной с ее половину. Нет, мне все равно, от какого животного, только чтоб не слишком выдержанная, если можно. Мне нужен волос из слоновьего хвоста. Мне нужна растопка или кизяк, если угодно, восемь бычьих хвостов, корзинка пряжи и ведро топленого жира.
И сотня доходяг неприкасаемых толпилась рядом, глаза размером с блюдца, и на меня таращилась, а Джошуа ходил и врачевал их раны, болячки и безумия, и никто даже не заподозрил, что вообще творится. (Мы договорились, что это — самая разумная тактика. Нам вовсе не светило, если по Калигхату вдруг атлетически поскачет толпа цветущих неприкасаемых, вопя во всю глотку, что их от всех напастей исцелил какой-то чужестранец, и тем самым привлечет к нам лишнее внимание и сорвет все мои планы. С другой стороны, смотреть, как эти люди мучаются, мы тоже не могли, зная, что мы — то есть, конечно, Джош — в силах им помочь.) Кроме того, мой друг взял себе за правило всякий раз, едва кто-нибудь произнесет слово «неприкасаемый», тыкать его пальцем в руку. Впоследствии он мне рассказал, что не мог устоять перед возможностью продемонстрировать осязаемую иронию. Меня всего перекосило, когда я заметил, как он трогает прокаженных: я поймал себя на том, что после стольких лет вдали от Израиля крохотный фарисейчик взгромоздился мне на плечо и вопит: «Нечистый!»
— Ну? — спросил я, покончив с заказами. — Так вы хотите, чтобы ваших детей вернули?
