догадались о твоем… увлечении мной?
Он удивился, потом расхохотался:
— Какая же ты мнительная, Пруденс! Если они и поняли это, меня не волнует их мнение.
— Ты и Моника — вы не…
— Пруденс! — сказал Колин с укором и погладил ладонью ее по щеке. Затем повернулся и пошел по изрытому трещинами мощеному полу аббатства.
Пруденс посмотрела ему вслед. Итак, завтра он встретит Джоан. Интересно, расскажет она ему все уже по дороге сюда или подождет?
— Колин! — почти в панике закричала она. Он резко обернулся. — Ты будешь спрашивать у Джоан обо мне?
— А ты как думаешь?
— Я не рассказала тебе всего. Думаю, у меня еще будет такая возможность. Я понимаю, сейчас ты должен ехать…
— Да, увидимся завтра утром и поговорим. Не важно, что скажет о тебе Джоан, мы все равно поговорим, Пруденс, — были его последние слова.
Она долго стояла и смотрела, как он шел через луг к замку. Потом сама пошла в деревню и позвонила Эллиоту.
— Завтра мой судный день, — сказала она ему. — Я решила позвонить вам и услышать сочувствие, перед тем как меня выкинут из замка.
— Пруденс, приятно слышать твой голос, — обрадовался издатель ее звонку. — Статья готова?
— Я еще не получила разрешения публиковать ее. Завтра рано утром сюда приедут Джоан Монтгомери и Франклин. Колин уже поехал в Эдинбург их встречать.
— Франклин Арден? Это, случайно, не литературный агент Хейли?
— Да!
Эллиот присвистнул. Новость ему явно понравилась.
— Если Хейли собирается выйти на люди, мы все равно будем знать об этом раньше всех, — сказал он. — В таком случае, может и не потребоваться разрешение старого чудака. Ты ему еще ничего не говорила?
— Пока нет.
— Может, и не стоит? Если ты ему признаешься, он ведь может и отказать нам в публикации. Что тогда будем делать?
— Эллиот, я должна ему сказать! Джоан уже давно ждет, что я ему признаюсь. И если этого не сделаю я, сделает она.
— Может, он заставит тебя уехать уже сегодня вечером, до ее приезда?
Пруденс вздохнула:
— Если я дождусь ее приезда, то первыми ее словами будут: «Это Пруденс Эдвардс из 'Манхэттен мансли'». И меня выгонят еще до того, как они успеют распаковать вещи. Как ни крути, а признаваться надо. Хоть и маленький, а все-таки шанс остается.
Эллиот что-то пробурчал, но она не расслышала.
— Я не спрашиваю вашего совета, Эллиот, — сказала Пруденс. — Вы поручили это дело мне, значит, мне самой и выкручиваться. Другим журналистам вы предоставляете решать все самим.
— У других журналистов дети вашего возраста! — напомнил ей Тромбли. — Но я хочу получить эту статью.
— Я знаю, но все же, все скажу Хейли до приезда Джоан. Это мой шанс!
— Пожалуй, ты права, — проворчал он.
И все-таки, возвращаясь в замок, она терзалась сомнениями: говорить — не говорить? Никак не могла окончательно уверовать в правильность выбора. Твердо знала только одно: Хейли ей очень нравится. Больше того, она восхищается им. Он — редкая личность.
Джульета и Моника пили чай в большом зале.
— Хейли наверху? — спросила она их.
— По-моему, на развалинах, — ответила Джульета, наблюдая, как Пруденс возвращается к двери. — Что-нибудь случилось?
— Случилось. Пусть Моника тебе расскажет.
Воздух был прохладным и сырым, над озером опустился туман. Хейли она нашла стоящим среди руин аббатства.
— Я должна вам кое-что рассказать, — сходу начала она, понимая, что если сразу не перейдет к делу, то никогда уже не наберется мужества откровенно признаться в обмане.
Он молча поднял густые брови.
— Я солгала о себе в том послужном листке.
— Колин мне так и сказал.
— Я с отличием окончила Холиок-колледж, — продолжала Пруденс, — и прямо оттуда попала в 'Манхэттен мансли' на должность помощника редактора. В прошлом году меня перевели в корреспонденты. В основном я писала обзорные статьи. Я единственная в журнале, кто рецензировал детскую и подростковую литературу. На книги Колина тоже писала рецензии. — Остановившись, она перевела дыхание и отвела глаза от Монтгомери. — Больше месяца назад я получила первое самостоятельное репортерское задание — написать статью. Как-то, разговаривая с профессором Джоан Монтгомери, я узнала, что она бывшая жена известного писателя, а еще совершенно случайно узнала, что этот писатель подыскивает себе личного секретаря. Рассказала об этом своему шефу. Он решил, что я могу попробовать заполучить эту работу. Я с самого начала прекрасно понимала, что это вторжение в частную жизнь, и тем не менее все-таки взялась написать о вас очерк.
Хейли слушал не перебивая. Пруденс сделала паузу, приблизилась к проему и, вздохнув, продолжила свою исповедь:
— Колин нанял меня. Остальное вам известно. Но главное, что я хочу вам сказать, — без вашего позволения материал не будет опубликован, хотя я люблю свою профессию, хочу и дальше сотрудничать в журнале.
Хейли смотрел на пустые проемы окон, где столетия назад были крошечные стекла, едва пропускавшие солнечный свет, и молчал. Пруденс еше раз вздохнула, немного подождала и пошла назад к замку. Он не остановил ее. Проходя через кухню, она через силу улыбнулась Мэри и поднялась к себе. Собирая вещи, обратила внимание, что у нее дрожат руки.
В дверь тихо постучали.
— Я сплю! — ответила Пруденс.
Джульета проигнорировала ее запрещение войти и открыла дверь. Губы ее были крепко сжаты, но в глазах Пруденс не увидела злости.
— Моника мне все рассказала, — сообщила Джульета.
— А я все сказала вашему отцу. Завтра Джоан расскажет Колину, и все будут знать. — Пруденс открыла шкаф и начала выгребать одежду, небрежно кидая ее в большую сумку. — Полагаю, ты хочешь услышать, не напечатаю ли я статью без разрешения отца? Не сомневайся, у меня еще осталась человеческая и журналистская этика.
— Что сказал отец?
— Ничего.
— О, Господи!
Пруденс вывалила в сумку груду белья, вновь посмотрела на Джульету:
— Ты что-то хотела сказать?
— Я считаю, тебе необходимо уехать до возвращения Колина. Я сочувствую тебе, Пруденс, но у тебя было достаточно времени, чтобы все самой ему рассказать, да и всем нам. Ладно, мне надо идти!
— Джульета! — остановила ее Пруденс. — Я не уеду, пока ваш отец не велит мне это сделать. Не могу. Понимаю, что он, конечно, потребует этого, но до тех пор не могу. Сейчас соберу вещи и буду ждать. Мне говорили… — Голос ее дрогнул, она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Мне говорили, что работа журналиста не из приятных…
