катастрофой.
Возраст Кэт Хемингуэй исчислялся двадцатью четырьмя годами, а рост – пятью футами пятью дюймами. Уроженка Бостона, она была крепкой и стройной, с серо-голубыми, светящимися жизненной энергией, глазами над высокими скулами, с небольшим прямым носом и улыбчивым ртом с хорошими зубами, за которыми она тщательно следила. С длинными, небрежно взбитыми по последней моде волосами, свежим, здоровым цветом лица, она являла собой типичный образец блистательной американской девушки – студентки колледжа; лишь немногие мужчины не проявляли к ней интереса, а некоторые женщины даже завидовали.
Кэт была неглупой девушкой, много читала и любила побыть наедине с собой, точно так же любила она и приятную компанию.
Ей недоставало только двух вещей – уверенности в себе и поклонника. Сарказм и презрение, которые доставались ей в детстве от старшей сестры Дары, и то, что родители, казалось, благоволили к Даре больше, чем к ней, поселили в ней неуверенность в себе. Она сомневалась даже в собственной привлекательности, поэтому упорно трудилась, чтобы оставаться в форме: питалась разумно, не потакая своим прихотям – она любила поесть и знала толк в еде и вине, – и бегала по выходным трусцой. Сейчас, впервые за долгое время, ее жизнь складывалась удачно. Она делала работу, которая ей нравилась, в городе, куда она приехала, никого не зная, и который уже успела полюбить, жила в квартире, обустроенной собственными руками, и гордилась этим.
Даже три месяца спустя работа репортера местной газеты «Вечерние новости Суссекса» все еще казалась ей новой и волнующей, и она с нетерпением ждала каждого дня – отсюда вполне возможно шагнуть на Флит-стрит. Эта газета не то что еженедельный листок, в котором она работала раньше в Бирмингеме.
Ее уверенность в себе росла, а раны от последней любовной связи заживали. Получить работу в «Новостях» – настоящий прорыв в карьере, хотя ее старшая сестра, запертая в своей вашингтонской двухэтажной квартире, никогда не сможет этого понять. Дара издевалась над ней за то, что она не была замужем, не имела детей и до сих пор ничего не достигла. Дара, экономист в Вашингтоне, вышла замуж за богатого адвоката, подающего надежды стать сенатором, и имела троих детей, которые были само совершенство. Очень мягко – как это умела только она, – но постоянно Дара напоминала Кэт, что та неудачница, и временами Кэт опасалась, что сестра окажется права.
Тони Арнольд стал ее погибелью. Связь окончилась ничем. И все-таки, черт побери, она не могла выбросить его из головы и вспоминала о нем всякий раз, когда до нее доносился запах «Пако Рабанна». Кэт нравилось думать, что она не представляла себе, как пойдут дела, когда начался этот роман, но она понимала, что лжет себе. Он был заместителем главного редактора в «Бирмингемском курьере» – должность, которая ей, тогда двадцатидвухлетней, казалась невероятно высокой, и поначалу ей льстил его интерес к ней.
До этого у нее никогда не было романов с женатыми мужчинами. Сначала это было игрой, и Кэт не сразу поняла, как сильно влюбилась. Полтора года она покорно соблюдала конспирацию, изо всех сил стараясь, чтобы ничего не выплыло наружу; готовила Тони обеды, которые у него никогда не хватало времени съесть, и проводила уик-энды, поджидая, когда он сможет выкроить для нее часок. Он постоянно повторял ей, что его брак находится на грани распада, и они планировали свое совместное будущее.
Но однажды в субботу она наткнулась на Тони в супермаркете – он шел рука об руку с женой, следом за ними плелись трое милых детишек. Кэт обменялась с ним коротким взглядом и неожиданно поняла, как плохо она разбирается в жизни.
Вскоре после этого ему предложили место редактора в одной из шотландских газет, и он не позвал ее с собой. Вместо этого он замолвил за нее словечко, когда в «Вечерних новостях Суссекса» появилась вакансия. Они ушли из «Бирмингемского курьера» друг за другом, с недельной разницей, и с тех пор она о нем ничего не слышала.
Кэт приехала в Англию, когда ей было четырнадцать, со своими родителями и Дарой. Мать ее была родом из небольшого городка, в шестидесятых годах она покинула отчий дом – так делала тогда половина Америки. У нее был старший брат, Хауи, который утонул во время морской прогулки, именно его смерть и послужила причиной переезда. Отец, преподаватель английского языка в Гарвардском университете, подумал, что перемена обстановки будет для них неплохим лекарством, и согласился занять на два года вакансию в Лондонском университете; он проработал здесь пять лет.
Они вели богемную жизнь в доме викторианского стиля, продуваемом сквозняками, в районе Хайгейта. Кэт не была уверена, что послужило причиной: паршивое ли отопление и спартанская обстановка с голыми дубовыми полами и половиками из дерюги, с афганскими коврами на стенах; или баловавшиеся наркотиками студенты-постояльцы, которым нужно было помогать с арендной платой и которые постоянно выпивали молоко и повсюду оставляли за собой немытые тарелки; или же постоянное философствование отца о «свободной любви» (свои теории он воплощал в действительность), – но в конце концов терпение матери лопнуло, и она сбежала с приятным, но скучным инженером-строителем, у которого был уютный современный дом в Чиме. Вскоре после этого его послали руководить проектом в Гонконге, и мать теперь жила там вместе с ним…
Отец вернулся в Бостон, а Кэт осталась в Англии. Дара получила стипендию в Беркли. Кэт понимала: она осталась, с одной стороны, чтобы доказать что-то Даре, с другой – чтобы избавиться от ее влияния.
С Ла-Манша дул холодный соленый ветер, катя по темной улице вдоль водосточных канав осыпавшиеся листья, стучал ставнями домов эпохи короля Эдуарда. Кэт почувствовала холодный воздух на своем лице и неохотно приподнялась, опершись о медные прутья изголовья; последний непрочитанный раздел «Санди таймс» соскользнул с пухового одеяла и присоединился к кипе других воскресных газет на полу.
Она спустила ноги на белый лохматый коврик. Холодный воздух пронзил ее до костей. Движением головы она откинула с лица спутанные светлые волосы и обняла себя руками, стараясь удержать остатки тепла в ночной рубашке, потом прошлепала по ковру и, с трудом справившись со шпингалетами, наконец закрыла окно, избежав царапин на пальцах.
От ребристого чугунного радиатора по комнате разлилось тепло, Кэт протерла пальцами запотевшее стекло и стала смотреть сквозь образовавшуюся проталину через дорогу на скучное девятиэтажное здание Страховой компании взаимопомощи. Там горел свет, и по всему зданию передвигались уборщики. Некоторые служащие уже приступили к работе.
Три месяца назад, подписывая договор о найме немеблированной квартиры на год, Кэт обратила внимание, что арендная плата была несколько ниже – из-за того, что окна выходили не на природу, но, поскольку большую часть времени она проводила на работе, для нее это не имело значения. Кроме того, у Кэт никогда не было хорошего вида из окон.
Гостиная ей понравилась сразу же – просторная, полная воздуха, с глубоким оконным пролетом и элегантным открытым мраморным камином, с неполоманной каминной решеткой и оригинальными карнизами, лепными украшениями и рейками для картин. В этой большой комнате можно разместить все безделушки, которые она любила покупать, здесь можно читать, смотреть телевизор и развлекаться. В квартире была крохотная кухонька, чистая и современная, узкая прихожая, спальня, не очень большая, но с хорошими глубокими встроенными шкафами, и скромная ванная.
Это была первая ее немеблированная квартира, и Кэт порадовалась, что так удачно подобрала цветовую гамму. Предыдущий владелец квартиры имел склонность к зловещей зеленой краске и обоям с растительными узорами. Три месяца Кэт обдирала стены, все переклеивала и перекрашивала. Двери, оконные рамы, плинтуса и лепнину она покрасила в белый цвет, стены гостиной – в терракотовый, а спальню – в светло-абрикосовый. С ванной, где уже была арматура цвета авокадо, было труднее, и она решила сделать ее белой с оттенком яблочно-зеленого.
Мягкие занавески с геометрическим узором были от Лауры Эшли, а удобный диван – из «Хабитата». Грязно-бежевый ковер на полу от стены до стены, который ей достался вместе с квартирой, стал смотреться лучше, когда она разбросала по нему несколько ковриков, купленных на распродаже оборудования для автомобильных салонов. На стены она повесила старые рекламные постеры, театральные афиши и несколько черно-белых фотографий – она сделала их однажды в подростковом возрасте, когда решила
