– Допустим.
– Так что же парило над вашим телом и передвигалось по туннелю? Ваша душа? Ваше сознание?
Кэт попыталась мысленно вернуться обратно, но воспоминания напугали ее. Напугало одиночество. Не зная, что ответить, она промолчала.
– Оно вернулось, потому что некто послал его назад – вас послал назад… ваш брат Хауи?
– Ну… допустим.
– И, проснувшись, вы оказались в палате для выздоравливающих?
– Ну да.
– А если бы вы не очнулись, если бы ваша энцефалограмма еще какое-то время представляла прямую линию, как вы думаете, что бы с вами произошло?
– Я не знаю.
– Вы оказались бы в преддверии ада. Парили бы над собственным телом, ни живая ни мертвая.
– Это звучит многообещающе.
Доктор вытащил из ящика стола еще какой-то сверточек и развернул его. Там оказался шприц. Кэт следила за ним как зачарованная.
– Отнюдь. Некоторые утверждают, что душа связана с телом серебряной нитью. У меня нет этому доказательств, но я полагаю, что тело может быть чем-то вроде батареи. Мы не можем оставаться внутри нашего тела, если энцефалограф пишет прямую линию, – в мертвом мозгу не существует сознания, поэтому мы и парим над своим телом. Мы можем подойти к границе иного мира, но войти туда нам не дано. Поскольку наши тела еще живы.
– Но почему же не дано?
– Потому что Бог хочет сохранить свои маленькие тайны. Если вы умираете – отлично, вы попадаете в мир иной. Но если в вашем теле остаются хоть малейшие признаки жизни, хоть малейший шанс на исцеление, вас отправляют назад. Мы все получаем одно и то же послание:
– Одурачить Бога?
Доктор вытянул жидкость шприцем из пузырька.
– Вот именно.
– Но как? – Кэт решила, что перед ней сумасшедший.
Доктор Суайр поднял шприц вверх и нажал на поршень. Из иглы вылилась жидкость.
– С помощью вот этого.
– А что это?
– У этого препарата еще нет коммерческого названия. Это длительно действующая композиция ганглиоблокирующего средства, хлорпромазина и фенобарбитала. Она была разработана для лечения эпилепсии одной швейцарской фармацевтической компанией. Препарат погружает людей в продолжительное состояние комы, полностью выключает их. Воспроизводит такие же эффекты, что и гипотермия: снижается артериальное давление, скорость сердечных сокращений доходит до одного в тридцать секунд, а иногда и значительно меньше. – Он повернулся к ней. – Я думал, что дал Салли Дональдсон слишком большую дозу, но похоже, что нет.
Кэт попятилась. Она всматривалась в лицо доктора Суайра – что же он собирается делать? Холодный вязкий страх поднимался у нее внутри.
И тут она поняла. Поняла, что означало послание, переданное через Дору Ранкорн, медиума.
Айр.
Суайр.
Кэт словно ударили по лицу. Но ее тут же охватила холодная ярость: до чего же она была слепа!
– Вы меня разочаровали, Кэт. Я думал, что мне повезло. Повезло, что я встретил репортера из газеты, у которого есть шанс сделать себе имя и карьеру, доказать на основании методики всеми уважаемого анестезиолога, что после смерти есть жизнь. А вместо этого надо мной насмехаются.
– Я не насмехаюсь над вами, – ответила Кэт.
Доктор Суайр сделал шаг в ее сторону. Еще одна капля упала с конца иглы.
– Да? Значит, ты просто-напросто сметливая сучка, не так ли? Написала статейку, а потом – хоть потоп. Не важно, есть ли Бог, есть ли жизнь после смерти, только бы сляпать несколько бредовых строк для газеты.
– Что вы сделали с Салли Дональдсон? Проводили свои эксперименты над беременной женщиной?
– Эксперименты, которые важны для всего человечества, Кэт.
– А разве Гитлер думал не так же?
– Смеешься, глупая, смеешься.
– Где ноготь, который вы взяли из моей комнаты? И пленка из моего фотоаппарата?
– А как поживает твоя тетушка?
– Тетушка?
– Та, что лежит на смертном одре в хосписе.
– Невероятно… – задохнулась Кэт.
– Я скажу тебе, что невероятно, дурочка. Целых двадцать лет я ждал такого пациента, как ты, а тебе совершенно неинтересно. Вот что невероятно. Забудь о Салли Дональдсон, сейчас это не важно. Важна ты. Разве не понятно? Я думал, что ты будешь потрясена, как был бы потрясен любой на твоем месте, что от волнения забудешь о лигнокаине. Кто думает о средствах? Для такого дела все средства хороши! Ты это испытала на себе. Разве ты не понимаешь?
– Сколько людей вы убили за эти двадцать лет, доктор Суайр? Или вы уже и счет им потеряли? – Кэт вынула из кармана записную книжку, взяла оттуда листок и развернула его. – С семьдесят второго по семьдесят шестой год вы работали анестезиологом в Королевском госпитале в Глазго в нейрохирургии и отделении интенсивной терапии. В течение пяти лет до вашего поступления туда у них в среднем было около четырех больных со status epilepticus. За четыре года, что вы проработали у них, средняя цифра подскочила до шести в год, а после вашего ухода снова упала до четырех. За пять лет до вашего там появления процент смертности в отделении интенсивной терапии составлял восемнадцать процентов. Пока вы там работали, он поднялся до двадцати трех, а потом, когда вы ушли, упал до шестнадцати. Хотите, чтобы я прочла вам цифры из других клиник, где вы работали? Они приблизительно такие же.
– Ты очень сообразительная девочка, Кэт. Отлично справилась с домашним заданием. Однако такая сообразительность тебе явно не на пользу. – Доктор Суайр сделал к ней еще один шаг.
Кэт посмотрела на иглу:
– Хотите убить и меня? Не думаю, что сейчас вам это легко удастся, даже с вашим подкупленным гробовщиком, подкупленным коронером и подкупленным патологоанатомом. – Голос ее звучал до странности отдаленно.
– У меня нет подкупленных коронеров или патологоанатомов, Кэт. Просто они не всегда знают, где и что нужно искать. Как и ты.
На мгновение она смешалась. Может быть, все это сон? К лицу ее прихлынула кровь, потом она снова побледнела. Стоявшая в комнате тишина давила ей на уши.
– Кто-нибудь непременно определит, что вы мне введете. – Голосу ее вторило эхо.
– Конечно определят, Кэт. Я им сам скажу.
– Что вы имеете в виду? – выдавила она из себя.
– Я скажу, что ты пришла, потому что почувствовала себя как-то странно, и с тобой случился эпилептический припадок.
– Но у меня нет эпилепсии.
– Судя по записям в твоей медицинской карте, есть – с тех пор, как ты попала в катастрофу.