утверждение верно и я день за днем буду повторять одну и ту же глупость, упорно и последовательно, то у меня должны появиться подражатели.
— Они и появились, — сказал он.
— Да, в последний раз было около двадцати машин.
— Ты гонишь, — сказал он. — Их сейчас по кругу уже полторы тыщи катают. А знаешь почему? Потому что ты — Разрушитель и люди за тобой идут. Даже когда ты сам на месте стоишь.
— Полторы тысячи? — переспросил я. — А вы ничего не путаете?
— Ничего я не путаю, мальчик, — сказал он. — Тебя просто отвлекли, вот ты давно свою затею и не проверял. Гаишники уже на ушах стоят, ничего понять не могут. Откуда, думают, такая процессия каждую ночь? Знаешь, как твои последователи себя называют? «Братство Кольца».
— Но это же бред, — сказал я. — Один-два, это я еще могу понять, двадцать было уже хорошим результатом, но чтобы полторы тысячи?
— Может, уже и больше, — сказал он. — Идиотизм смертных расширяется в геометрической прогрессии, дай только повод.
— Не верю, — сказал я.
Он демонстративно зевнул и почесал под мышкой. Переборщил он с камуфляжем, на мой взгляд. Скагс как-то более органично в картину окружающего мира вписывался.
Хотя и таких вот отморозков на улице сотни.
— Верить или не верить, это дело твое. Мы тут не в игрушки играем.
— Постойте, — сказал я. Его слова о «Братстве Кольца» мне что-то напомнили, и совсем не книгу Толкина, а что-то именно в том контексте, о котором он говорил. Да у Марины на ее «корейце» была такая табличка! Я потянулся за своим сотовым и набрал номер. — Это Гоша.
— Как все прошло? — спросила она. — Ты с нами или уже нет?
— Еще ничего не прошло, — сказал я. — Слушай, у меня тут к тебе один вопросец, который может внести ясность кое во что. Ты машину из сервиса забрала?
— Да, вчера еще, — недоуменно сказала она. — А это здесь при чем?
— Может, и ни при чем, — сказал я. — А что у тебя за табличка на заднем стекле висела, а?
— Ну, — она смутилась, я это даже по телефону почувствовал, — так просто.
— А все же?
— Ну, это типа клуба по интересам, — сказала она.
— И чем вы в этом клубе занимаетесь?
— Да ничем. По МКАД на своих машинах ездим.
— Но это же бессмысленно.
— Бессмысленные занятия высвобождают подсознание и настраивают человека на философские размышления. Что такое наша жизнь, как не одно большое кольцо?
— С этим я бы поспорил, — сказал я.
— Постой-ка, дружок, — сказала она. — У меня все время было такое впечатление, что я о тебе где- то слышала. «Восьмерка» с каким-то супердвигателем, зовут Гоша, программист. Это же ты все начал, да?
— Что начал?
— Наше движение. Ты — его отец-основатель, и не отнекивайся. О тебе уже легенды ходят и о твоем исчезновении тоже.
— Послушай, но это же…
— Ой, — сказала она, и связь прервалась.
Азраель развел руками.
— Что и требовалось доказать. Ты бегал по кругу, а они все равно шли за тобой.
— И что из этого следует?
— Только то, что ты — Разрушитель.
— Но я еще ничего не разрушил!
— Это ты так думаешь, — сказал он. — На самом деле ты разрушил жизненный уклад полутора тысяч человек. Из-за тебя они нашли смысл там, где его не было и быть не могло. Ты открыл им дорогу в никуда. Их семейная жизнь, их карьера, их души находятся под ударом, и виноват в этом ты. И только ты. Ты внес смущение в их души, ты внес сомнения в их жизнь. Ты всегда так делаешь.
— Значит, вы не будете скрывать, что за Сталиным и Гитлером стояло ваше ведомство?
— Это была тактическая ошибка, — сказал он. — Но общая стратегия была правильной. Человека нельзя убедить быть праведником, но его можно заставить. Вася Пупкин будет хлестать водку и бить свою жену, и никакие ласковые увещевания не заставят его бросить и то, и другое. Но если отнять у него водку…
— И жену, — подсказал я.
— …и дать ему знать, что за его поступком последует неминуемое наказание, причем не где-то далеко, в загробной жизни, а здесь, на Земле, он дважды задумается перед тем, как сделает свой следующий ход. Да, я готов признать, что у нас были ошибки. Но это были маленькие ошибки, а вы, смертные, принялись раздувать из мухи слона. И этих ошибок могло не быть вовсе, если бы на самой ранней стадии процесса в него не вмешивались такие, как ты. Царская Россия была нашим самым перспективным проектом за все время существования генерального плана. Народ верил в возможность появления доброго царя, и мы готовы были ему такого царя дать. Царя, который был бы суров, но справедлив, наказывал и поощрял по заслугам и воздавал каждому свое. Который бы не отвергал веры в Бога и сам подавал бы своим подданным пример. И когда мы уже были готовы вывести такого царя на сцену, появился ты, с пламенным взором и лысиной, которую скрывал под кепкой, толкнул пару речей с броневика, и в стране вместо мира и порядка воцарился хаос. Мы убрали тебя до того, как ты успел натворить что-то большее, но время было уже потеряно, в умах воцарился разброд. И нам в спешном порядке пришлось выдумывать коммунизм, эту жалкую пародию на наш первоначальный замысел. Но те, кто пришел после тебя, развалили и его.
— Так я — Ленин?
— Нет, — сказал он, — ты не Ленин, но ты был Лениным в прошлом своем воплощении. Скагс не сказал тебе? Ничего удивительного, что он испугался. Потому что ни один здравомыслящий человек не хочет быть Лениным сейчас. Ты бы запаниковал и не пошел бы на сделку, которая продолжила бы цепь твоих воплощений.
— Кем я был еще? Вы можете назвать мне все мои воплощения?
— Пожалуйста, — сказал он. — Ты был Аттилой, вождем варваров, разрушивших Священную Римскую империю, самый первый наш проект. Ты был Робеспьером, утопившим монархическую Францию в крови. Ты был монахом, чье имя сейчас предано забвению, и твои проповеди, направленные против святой инквизиции, должны были собрать целые площади. Тебя сожгли на костре в тот раз, но и это тебя не остановило, и инквизиция пала.
— Они казнили невиновных.
— Они карали еретиков! Благодаря тебе и таким, как ты, никто сейчас не знает об истинных целях и методах инквизиции! Вы сделали кровожадных монстров из святых людей, настоящих праведников! Ты хочешь знать больше?
— Пожалуй, хватит и этого, — сказал я.
— А когда твоя душа возопила, не в силах больше продолжать эту бесконечную войну, сам Сатана явился к тебе и принялся увещевать. Я дам тебе отдохнуть, говорил он, я не буду использовать тебя в следующий раз, и ты спокойно сможешь принять решение. Но он солгал! Он всегда лжет! Он не оставит тебя в покое, и раз за разом ты будешь находиться внутри порочного круга, противостоя намерениям Неба, бросая оскорбление в лицо нашего Творца! Ты хочешь этого, смертный?
— Не надо только орать, — сказал я. — Как я понимаю, из ваших слов следует, что есть какая-то альтернатива. Я готов выслушать ваше предложение.
— Ты готов выслушать? Да после всего того, что ты сделал, ты должен молить меня о пощаде!
— Молить о пощаде не в моих принципах, — сказал я. — Или у вас есть что мне сказать, или нет. Говорите или уходите.
