На что смотреть? Не видели, как люди сексом занимаются? Прогуляйтесь до ближайшей палатки и купите себе кассету с порно.
«За границею диво дивное, бабы платья стирают лишь изредка, и хранят они платья грязные, загребая деньги огромные».
Моника Левински — писательница! Кто бы мог подумать. А мне кого совратить надо, чтобы такой популярности добиться? Тэтчер уже в отставке…
«И разбойников стало несчитано, и мочили их всех опричники, и мочили их всех в сортирищах по приказу страны правителя. Но не всех замочили опричники, не хватило на всех сортиров-то, а в других же местах не велено бандюков же валить опричникам.
А правитель, он добрый молодец, самый добрый и самый молодец, он агент КГБ могучего, он из Питера, славного города. В истребителях он полетывал, про дзюдо он книги пописывал, и на лыжах он с гор катается, и с народом он часто встречается, и березы он валит по-черному, и гусиной охотой мается.
А страна живет по-своему, самолеты с неба падают, в океанах подлодки топятся, и хранятся отходы токсичные, и взрываются электростанции. Но зато у народа могучего есть и тайна своя великая…»
Телефонный звонок нарушил тишину, в которой Серега обдумывал, что за великая тайна может быть у могучего народа и кого еще можно укусить за задницу в этом тексте. Лужков, Березовский, Чубайс, Киселев, Буш с Моникой, Путин… Путина он даже два раза укусил. Или три. Ладно, на то он и президент. Должны же быть в этой должности хоть какие-то минусы.
Телефон прозвонил в третий раз. Нет, если разобраться, то Путин молодец, подумал Серега, хоть я за мужика и не голосовал и с политикой его в принципе не согласен, в профессионализме ему не откажешь. На каком уровне мастерства он нас всех делает, а? В ФСБ дураков не держат. Серега даже поговорку новую придумал. «Плох тот шпион, который не мечтает стать президентом».
Пятый звонок.
Адская работа писать этим ямбом. Или это хорей? Размер то и дело ломается, текст надо будет потом причесывать и вылизывать. Но сейчас на это время лучше не тратить, а-то совсем завязну на первой странице. Это же вступление, черт побери! Нет, поэмы писать я никогда не буду. Вон даже Пушкину стихи надоели, он прозой записал. Трумэн Капоте дореволюционного периода.
Седьмой звонок.
Нет, курчавый тоже молодец. «Мой дядя самых гнутых правил…» Из «Онегина» классная пародия может выйти. Сделать из Женьки правильного пацана, дядя пусть будет паханом группировки, а Ленский… Ментом, что ли? Да, продажным ментом. Женька забивает Ленскому стрелу на сотом километре МКАД и там валит. А Татьяна будет его шмарой. И эпиграф из Черномырдина: «Пушкин — это наше всё».
Девятый звонок.
Не, над Пушкиным издеваться не дадут. Такой юбилей ему отгрохали не для того, чтобы я на него пародии писал. Пушкин — это святое, наше национальное достояние. У нас всех национальных достояний — поэт из негров, писатель из татар да куча ученых из евреев, и все пылью давно заросло. Не родит земля русская больше национальных достояний.
Одиннадцатый звонок.
Жириновский! Как я о нем забыл-то! Его же срочно надо в текст вставить, как же вступление — и без Жирика! Какая песня без баяна, какое стебалово без сына юриста. А про что? Про сапоги и Индийский океан или как они с Немцовым водой плещутся? С Жириком трудно, слишком выбор большой.
Тринадцатый звонок.
Не утихомирились еще. Значит, по делу звонят, другие бы давно плюнули. Наверное, придется ответить.
— Алло?
— Ты что, дрыхнешь, скотина?
— Здравствуй, Катя. Я тоже рад тебя слышать.
— У меня уже телефон раскалился, пока я до тебя дозваниваюсь.
— Зато тебе не холодно.
— Мне и так не холодно.
— Искренне за тебя рад.
— Стоп. Я тебя знаю, как облупленного, такой треп ты можешь поддерживать бесконечно, а нам с тобой надо серьезно поговорить.
— Назови только время и место.
— По телефону. Я сегодня созванивалась с издательством, и у меня для тебя плохие новости.
— Они отложили публикацию на год?
— Хуже. Они совсем ее сняли.
— Почему?
— Хороший вопрос, Сереженька. Когда я услышала об этом, я приехала к главному редактору и спросила у него лично. Его ответ занял сорок минут.
— А если сжато?
— Никогда не любила конспекты. Но если коротко — твоя книга по своей концепции идет вразрез с общей политикой их издательского дома.
— И в чем это выражается?
— Она антисоциальна, так мне сказали.
— И что это значит?
— Это значит, что ты не любишь народ, о котором пишешь, и страну, в которой живешь.
— Да, я не люблю народ. Народ никто не любит. Народ — это серая аморфная масса, и ее невозможно любить. Любить можно только конкретных паца… людей. Народ никто не любит. А что касается страны… Чтобы любить это, надо быть извращенцем. Я — извращенец, но не до такой степени.
— Кроме того, редактор сказал, что ему не нравится твой стиль, и тут я с ним полностью согласна. Хочешь навскидку? Что это за фраза «троллейбус блеванул пассажирами на тротуар»?
— Это метафора.
— Она тошнотворна.
— Зато она точно отражает реальное состояние дел. Ты видела, что творится по утрам в общественном транспорте?
— Нет.
— Конечно, ты не видела. У тебя хорошая машина, и она не ломается два раза в неделю.
— Мы сейчас говорим не обо мне, но раз уж тебя так волнует моя машина… Да, у меня хорошая машина, потому что я хороший агент. И, если бы ты был хорошим писателем, у тебя бы тоже была хорошая машина. А у тебя плохая машина, и это значит, что ты плохой писатель.
— Я — хороший писатель.
— Хороших писателей публикуют.
— Меня тоже публикуют.
— Да, благодаря мне. Но не больше одного раза в каждом издательстве, пока главного редактора не похоронят под письмами твоих благодарных читателей.
— Народ не созрел для моих книг.
— Или ты не созрел для того, чтобы писать для народа.
— Народу не нравится, что я пишу?
— Не в этом дело. Понимаешь, проблема не в том, что ты пишешь, а в том, как ты это пишешь. У тебя есть очень хорошие сюжеты, поверь мне, я знаю в этом толк, но то, как ты их подаешь…
— А как я их подаю?
— Отвратительно. Когда ты рассказывал мне сюжет о девочке, которая приезжает из провинции завоевывать Москву и становится моделью, я чуть ли не плакала. Если бы ты написал дамский роман по этому сюжету, он стал бы бестселлером, как у Сидни Шелдона или Джоан Коллинз. А ты что сделал? Возьмем хотя бы название — «Молодые и трахнутые»…
— Хорошее название. Точно отражает содержание.
— И ладно бы ты использовал слово «трахнутые» в переносном смысле.
— А я его в каком смысле использовал?
