Форт неожиданно обнаружил, что ему нечего сказать о самой лучшей из систем общественного устройства. Мир косменов, в коем он вращался, был построен на субординации, как армия, с той лишь разницей, что в космосе больше уважали профессионализм, чем число звёзд на погонах. Но демократией там и не пахло. Никому бы и в голову не взбрело устроить импичмент капитану или выбрать командиром корабля самого горластого крикуна, подпоившего команду и наобещавшего ей с три короба. Тот, кто не умел водить судно и держать экипаж в рабочем режиме, быстро утекал на периферию отрасли коммерческого судоходства. Там он возглавлял проржавевшую лохань под «дешёвым» флагом, с расхлябанным безалаберным экипажем, и водил ее по таким трассам и космопортам, о которых нечего сказать, кроме «Господи, помилуй!».
Форту довелось побывать на ТуаТоу, погостить у мирков, поработать на Планете Монстров и, наконец, оказаться в Эрке. Ни в одном из этих мест демократия не ночевала. Кастовым автономиям и имперскому государству туанцев очень славно жилось при монархии, мирки отнюдь не бедствовали в рамках строя с условным названием «коммунизм». ПМ – дюжина префектур, являвшихся по существу сатрапиями – тоже не сказать что загибалась, хотя её экономическое процветание обеспечивалось разграблением планеты; а суровый град Эрке выстоял благодаря жёсткой структуре нао и дисциплине граждан.
Но вводить демократию в Аламбуке? консультировать Папу относительно принципов, заложенных в Декларации Прав и Конституции, название которой он и выговорить-то не может?..
«И у нас мало кто читал эти нетленные документы, – утешил себя Форт. – Как их полистать-то, если они запаяны в капсулу с инертным газом, капсула – в хрустальный гроб, гроб упрятан в священный склеп, а склеп охраняется национальными гвардейцами? Лучше не трогать скрижали, пусть себе лежат, а то вдруг кто-нибудь до них доберётся и прочтёт, а там – та-а-акое!.. о чём мы сроду не подозревали. Тут же начнётся революция... Значит, и Папе тайну тысячелетий знать нельзя!»
– Это очень сложная доктрина, – осторожно начал Форт, – её вкратце не изложишь...
– Подумаешь,
– Вообще демократия – это не только выборы и Президент...
– Вот как? а я думал, этого хватит!
– Демократии нужна основа. Надёжное обеспечение всех институций. Необходимо развивать национальную промышленность...
– Не надо нам никакой промышленности. Мы будем торговать – ну, то есть воровать и продавать. Это градские пускай на нас горбатятся и производят всякое-разное, а удальцу работа не к лицу! Вот наладим как следует Диск и будем время от времени стрелять по градам. Надо, к примеру, получить состав гуманитарной помощи, мы – бац по ним! Они сразу поймут и гонят к нам с поклоном не один, а три состава – мясо, молоко, мануфактуру, – чтоб мы больше не стреляли. Или даже проще – заложим в граде бомбу. Ба-бах! Они расчухают намёк и посылают нам стройматерьялы, рабочих, энергию, деньги, оружие – что мы велим, то и пришлют. А прицел Диска так подкрутим, чтобы не метить в норы нао, в градский совет – иначе обозлятся! Там кто-то должен градским быдлом управлять и знать, что мы не обидим, что с нами тоже можно иметь дело. Мы – вожди, они – вожди; поймём друг друга. Палить будем по народишку, по гражданам, чтоб в тонусе их держать и в страхе, всех оптом. Ведь если не убивать – уважать перестанут.
– Но всё-таки надо что-то налаживать. – Форт, даже выслушав такую программу будущего правления, в глубине души ещё надеялся, что Папе не чужды и полезные, созидательные начинания. – Детей прививать от инфекций, поощрять материнство...
– Не хрен его поощрять, – уверенно отозвался Папа, походя растоптав последние надежды Форта. – Это градские бьются, мудруют, ума не приложат – отчего-де их бабы рожать не хотят? А тут ума не надо, чтоб понять! Их бабьё на заводах, в цехах пропадает или верхом на конусе погружения в землю ввинчивается. Какие им дети? отпахала смену, стоя в поезде вздремнула, дома в норе то-сё прибрала, дитю сопли утёрла – и брык на бок! Или того хлеще – учиться затеет. С брюхом наперевес или с младенцем на боку не очень-то поучишься. Сложат с мужиком свои крины, всего на двух деток и хватит. Поэтому градские за каждого ребёнка трясутся, прививают, холят. А у нас не так! Мы воруем много, живём богато. Наши жёнки не работают, только хозяйствуют – и за каждой вереница детворы бежит, пищит. Одного за другим родят, как свинки. Иная и со счёта собьётся. Помню, как-то утоп малец в стоке, вынули его багром, так жёнки всем скопом три ночи судачили – чей? безвестного и безымянного не похоронишь по обряду!.. Так что и прививать детей незачем. Хоть бы половина поколела – другая-то останется. И жрать им много не надо, сунул по куску, и хватит, а нет – пусть роются в помойке, что-нибудь отыщут. Кто хилой – помрёт, а кто вырастет – удальцом станет! будет грабить, в дом тащить. С этим делом мы забот не знаем, полагаемся на чресла. Народ мы плодущий, и без Диска градских одолеем, одним поголовьем... Ну, что там дальше делают, при демократии?..
–
–
– Я так и думал, – довольно заурчал Папа, прядая ушами, – я нутром чувствовал, что у нас много общего! Растолкуй-ка мне, эксперт, как вы добиваетесь этой... тулер... тылер... ну, эта дурь, ты её должен знать...
– Толерантности?
– Во-во, терпимости! Очень полезное изобретение, с ним вы весь свет превзошли. Нигде нас не терпят так здорово, как в Федерации. Туанцы нос воротят, аларки и ихэны не пускают, а вы – пожалуйста! Я думаю открыть у вас фи-ли-ал, – отчетливо выговорил он.
–
– Но прежде чем войти в демократию, – Форт внезапно остановился, – надо знать волшебное слово!
Встали и все остальные, а Форт отшагнул назад.
– Какое ещё слово? – недоверчиво спросил Папа.
Тут что-то сухо треснуло вверху, часть навесного потолка выпала и вместе с падающими обломками вниз стремительно скользнула тень, а в воздухе пронеслось нечто...
...оказавшееся лайтингом. Форт перехватил его на лету так, чтобы кисть сразу обняла рукоять, а
