рот, но Грищук предупредил его желание заговорить:
— Сегодня, кажется, выдают зарплату, идите ка получайте…
— Пока еще платят, хотите сказать? — еле сдерживаясь, проговорил Власов.
— Разумеется. Впрочем, не «пока». Вас ценят за заслуги в прошлом. Получайте!
— Получать зарплату, не спрашивая за что? —переспросил Власов. — Господи, до чего я дошел!..
На некоторое время воцарилась неприятное молчание. Грищуку хотелось как можно скорее выпроводить Власова.
— Вот так, дорогой мой. Идите, Василий Васильевич, развейтесь немного и подумайте…
— О чем?.. Кажется, я больше не в состоянии ни думать, ни принять какое?либо решение. Возня с Макаровым вымотала все мои нервы, а ваш совет выбил из меня последние силы. Совсем недавно вы уговаривали меня сопротивляться, а теперь…
Грищук приподнял руку, желая остановить его.
— Это вы преувеличиваете. Я вас не уговоривал. Прошу не путать разных вещей. Я советовал спорить, доказывать. Это верно! В споре рождается истина. И действительно, вы много спорили, но, к сожалению, доказать ничего не смогли. А раз не смогли, нечего хватать Макарова за горло!
Власов отлично видел, что на Грищука больше не оставалось никакой надежды. Главный инженер демонстративно отмежевывался от него, в этом не было сомнения.
— Так что, советуете идти получать зарплату? Ну, что же, получу, если уплатят и на этот раз, — вымолвил Власов таким подавленным голосом, каким о чем?нибудь говорят последний раз в жизни, и тотчас почувствовал, что Грищук ведет его к дверям, видимо желая поскорей выпроводить из кабинета. Отстранив руку главного инженера, не сказав больше ни слова, Власов вышел за двери.…В тот день Люда избегала встречаться взглядом с Труниным. Молча выполнила все его поручения, ничего при этом не говоря ему, ни о чем не спрашивая. Вечером, когда они, как обычно, вместе шли домой, Трунин заговорил первый:
— Людмила Михайловна, как я вижу, вы сердитесь на меня? Почему?
— Потому что вы позволяете Власову говорить всякую грубость, — заявила она. — А он торжестует.
— Пусть… если это доставляет ему удовольствие. Я не обидчив.
— А я на вашем месте ни за что не позволила бы!.. — и вдруг попросила: —Давайте попьем холодной водички.
Трунин согласился. Они пошли к киоску, что прижался под тополем неподалеку от проходной. Вдруг Люда увидела, как из заводских ворот вышел Власов. Он не пошел по тротуару к трамвайной остановке, а двинулся через дорогу прямо к киоску. Трунин и Люда заблаговременно посторонились, уступая ему место у окна.
— Обслужите, дорогая Марфа Филипповна, — тоном приказа молвил Власов и положил на прилавок деньги.
Продавщица, взглянув на две пятирублевые бумажки, удивленно спросила:
Вам чего же налить? Стакан московской. Не много ли?
— Я плачу деньги! — резко возразил Власов. Выпив полстакана, он передохнул.
— Василий Васильевич, — несмело сказала Люда, — не надо больше…
Власов криво усмехнулся:
— Людмила Михайловна, позвольте хоть этот вопрос решить самостоятельно. Сделайте божескую милость! Уважьте… — Ваше здоровье, Платон Тимофеевич! Живите и процветайте!..
Трунин ничего не ответил, только нервно поморщился, услышав, как дробно застучали зубы по стакану; переступив с ноги на ногу, он взглянул на Люду, как бы умоляя ее уйти отсюда.
— Покатился Василий Васильевич… — отойдя от киоска, уныло проговорила Люда.
Трунин вздохнул.
— Больно видеть это, Людмила Михайловна…
— Проснулось в нем что?то, чего мы раньше не замечали,
— Да, пожалуй… Проснулось то, чего мы не подозревали. В общем, чертовщина какая?то в его душе, — со вздохом закончил Трунин и умолк.
Неожиданно рядом с ними остановилась машина. Макаров открыл дверцу.
— Подвезу!..
— Вот кстати, Федор Иванович! — рассмеялся Трунин. — Я ведь сегодня в театр иду. — Он помог сесть Люде и сам залез в машину. Через минуту будто пожаловался Макарову: — А Власов у пивного киоска… Вы не заметили?
— К сожалению, видел… — хмуро ответил Макаров. На окраине города он вдруг остановил машину
и оглянулся.
— Тут вам уже недалеко, друзья… Я возвращусь за Власовым.
…Поднявшись к себе наверх, Люда открыла дверь в прихожую и сразу услышала ворчливый голос матери:
— Ни в какой театр я сегодня не пойду. Ты должен был предупредить заранее. Мне одно платье надо два часа гладить…
— Как ты мне всегда действуешь на нервы, мамочка!.. — возмущался Давыдович.
Проходя к себе в комнату, Люда на ходу иронически спросила:
— Опять философствуете?
Взглянув на дочь, Давыдович объяснил:
— Я купил в театр три билета. Так сказать, рассчитывал на всю семью. Но у мамы нет желания. Ты бы воспользовалась, дочка… Пригласи Петра Алексеевича. Если хочешь, один предложи Федору Ивановичу. Эх, какая вы теперь несуразная молодежь!.. Жизни культурной не видите. Идите втроем, а мы с мамочкой побудем дома, нам уже все равно…
Люда подумала. А ведь это, пожалуй, хорошая идея, чтобы Федора Ивановича затянуть в театр. Измучился он в последнее время…
— Значит, воспользуешься случаем? — спросил отец.
— Что ж, могу выручить.
После обеда Давыдович вручил билеты. Причем сделал это с такой комичной торжественностью, что Люда от души рассмеялась и вместо словесной благодарности звонко чмокнула отца в щеку. Потом, взглянув на часы, вдруг потребовала:
— Тихо! Раз, два, три…
И действительно, тотчас кто?то трижды постучался в дверь.Петр Бобров был точен, как хронометр. Люда побежала, чтобы впустить его.После того как летчик поздоровался с родителями, она потянула его в гостиную и там, усадив на стул, потребовала:
— Только слушай меня внимательно, не перебивай. Сегодня московский театр дает у нас первое представление. Папе удалось достать три билета. Но на твое счастье, — слышишь? — мама захандрила и отказалась.. Ты понял? Все три билета в моем распоряжении…
— Постой, Людочка, — вскочил Бобров. — Значит, идем в театр? Красота! Но, мне думается, нам и двух билетов достаточно…
— Это ты так молчишь? — нахмурилась Люда.
— Виноват, виноват!
— Немедленно ступай к Федору Ивановичу и уломай его во что бы то ни стало!
— Люда!.. Очень трудно мне будет осуществить это, — взмолился Бобров. — Он сейчас злой, как черт! Мы только что нянчились с Власовым, отвозили его домой пьяного, грубого. Федор сказал, что у него еще никогда так не болело сердце…
— Боже, я сама видела, как Власов пил!.. Все равно, иди к Федору Ивановичу и уговори. Пусть он развеется с нами…
Через несколько минут Бобров уже был в квартире Макарова.
— Федя, пойми ты, какой театр! А какие билеты — партер!..
— Я все понимаю, — отбивался от него Макаров, — решительно все! Но пойми же и ты, голова садовая! Ровно два часа тому назад, еще на заводе, ко мне приходил парторг Веселов и предлагал то же
