увидела, как он наклонил голову, и в следующее мгновение в клюве появился извивающийся червяк. Никогда в жизни Фрэнни не чувствовала себя настолько беспомощной.
Она взглянула на обложки книг, которыми были заставлены полки вокруг камина: «Астральная проекция», «Паранормальное или нормальное», «Прошлое в настоящем». Фрэнни никогда раньше не интересовалась оккультизмом, но сейчас жадно вчитывалась в названия, надеясь, что в какой-то из этих книг находится ответ на все ее вопросы.
– Я должна предупредить Себа, – сказала она. – Если с ним еще ничего не случилось.
– Ты знаешь, как связаться с ним?
– Да. Но что ему сказать?
Сюзи не ответила.
– Как это остановить, Сюзи?
Слепая беспомощно возвела руки к небу, и Фрэнни вдруг разозлилась.
– Сюзи, – она повысила голос, – если все несчастья навлекла на нас планшетка, а не еще какое-то странное явление, то должен быть способ остановить это. Только ты знала все правила, ты сказала нам, что нужно делать, ты говорила, что твоя мать колдунья.
– Мама – колдунья? – В ее голосе звучало изумление. – Она не колдунья. Она, может быть, немного… я не знаю даже… фея.
– А почему у вас на стене висит пентаграмма?
– У нее везде полно всяких оккультных штучек. Она постоянно увлекается то одним, то другим, но она не колдунья. Господи, она даже не может разложить карты, не заглядывая в книгу!
– Но ты одна знала, как проводить сеанс. Ты настояла на том, что нужна полная темнота, именно поэтому мы и спустились в подвал, – недоверчиво возразила Фрэнни.
– Мама иногда устраивала спиритические сеансы, вот откуда я научилась.
– Отлично, – с горечью произнесла Фрэнни. – Просто великолепно!
Голос Сюзи оставался бесстрастным.
– Фрэнни, я никогда не воспринимала это всерьез, считала – просто игры. Или ты думаешь, я хотела стать такой? Иногда я просыпаюсь утром и жалею, что не умерла. – Она опустила голову и закрыла лицо руками.
Потом Сюзи неуверенно встала, сделала несколько шагов к подруге и обняла ее. Фрэнни почувствовала, что на нее капают слезы.
– Прости, Фрэнни.
Фрэнни прижала ее к себе и тоже расплакалась.
– Джонатан Маунтджой, – всхлипывала Сюзи. – Себ. Меридит. Макс. Фиби. Все такие хорошие.
– Я собираюсь победить его, – сказала Фрэнни. – Я собираюсь остановить это, чем бы оно ни было. И вернуть твое зрение.
– Зрение мне уже ничем не вернешь, но я хочу, чтобы с тобой ничего не случилось. Я помогу тебе и Себу всем, чем смогу. Но я не знаю как. Может, тебе сходить к священнику?
– Твоя мать проводила спиритические сеансы. У нее были какие-нибудь проблемы?
– Она никогда мне не говорила. Можешь поговорить с ней сама, но, боюсь, что от этого будет мало толку.
Они пересекли двор и вошли в устроенную в амбаре студию. Запах льняного масла и скипидара напомнил Фрэнни музей, комнату, где реставрировали картины. Мастерская выглядела на удивление чистой и просторной; окна выходили в поле, а на крыше были устроены световые люки. Стены, по-видимому, недавно побелили. По стенам были развешаны холсты, и еще десятки холстов валялись кучей на полу.
Миссис Вербитен работала над новой картиной, стоя к ним спиной, и, казалось, не заметила их появления. В одной руке у нее была зажата палитра, а другой она с помощью тонкой верблюжьей кисточки наносила на холст краску, подправляя какую-то деталь. На низкой скамеечке лежала жестяная крышка, полная окурков, и в ней дымилась зажженная сигарета. На картине группа людей, с капюшонами, надвинутыми на лицо, теснилась на скалистом мысе под стеной замка.
Фрэнни внимательно разглядывала портреты на стенах. На одном была изображена Сюзи, еще подростком, на другом – бородатый мужчина, сидевший за неприбранным столом. Потом она посмотрела на один из пейзажей. Картина действовала угнетающе: зловещее небо над мрачными домами, выписанными нарочито небрежно. Техника впечатляла.
– А вы не рисуете, Фрэнни? – вдруг, не оглядываясь, громко произнесла миссис Вербитен.
– Нет, – испуганно ответила Фрэнни.
– Слепота Сюзи научила меня по-иному смотреть на мир. Она, например, узнает людей по звуку шагов. И я тоже научилась. Я учусь рисовать то, что я вижу внутри себя, а не перед глазами.
Фрэнни просмотрела стопку холстов, прислоненных к стене. В каждом присутствовало то же ощущение беды, что и в пейзаже на стене.
– Образы, – пояснила миссис Вербитен. – Все время приходят ко мне. Каждая мысль вызывает образ.
– Они очень хороши.
Миссис Вербитен повернулась и по-детски склонила голову.
– Как мило с вашей стороны, Фрэнни. – Она положила кисточку на край мольберта, взяла сигарету и затянулась.
– Фрэнни нужен совет насчет планшетки, мама.
Миссис Вербитен мгновение молча разглядывала кончик сигареты, потом уставилась сквозь Фрэнни.
– Лучший совет, который я могу дать, – это не трогать ее, – сказала она.
– Этот совет немного запоздал, мама.
– Я не трогала ее уже много лет, – произнесла женщина. Она глубоко затянулась и выпустила дым через ноздри.
– Почему? – поинтересовалась Фрэнни, все еще принужденно перебирая холсты.
Миссис Вербитен бросила взгляд на свою работу, словно торопясь вернуться к ней.
– Было очень много случаев, когда… – она заколебалась, – когда она слишком точно предсказывала неприятные вещи. Карты лишь в общих чертах обрисовывают будущее. Но чертова планшетка предрекает fait accompli.[17] Знаете, типа «Через три дня ты умрешь». Или что-то в этом роде. И люди умирают. – Она погасила сигарету в крышке, взяла кисть и коснулась ею пятна киновари на палитре, давая понять, что перерыв закончен.
22
Стрелка спидометра металась между цифрами 60 и 80 миль в час; «ренджровер» несся по неровной двухрядной дороге, подпрыгивая и мотаясь из стороны в сторону, пока Фрэнни пыталась справиться с рулем. Она знала, что едет слишком быстро, но все равно давила на газ; двигатель сердито ревел, стрелка спидометра сдвигалась по шкале, приближаясь к отметке 90. Непонятно почему Фрэнни вдруг поддалась легкомыслию, она наслаждалась безрассудством, чувством свободы, радовалась, что вырвалась из замкнутого мрачного пространства дома Сюзи, от ее странной матери. Она чувствовала взвинченность, уверенность в себе.
Задний борт идущего впереди грузовика скрылся за холмом. Часы, расположенные слева на панели напротив пассажирского сиденья, показывали, как с трудом разобрала Фрэнни, 1.10. Она обещала Оливеру вернуться к часу.
Дорога вдруг повернула налево круче, чем она ожидала, и стволы деревьев, растущих справа на обочине, понеслись прямо на нее. Фрэнни отдернула ногу от акселератора; «ренджровер» накренился, и она ударилась плечом о дверь; шины под ней визжали, оставляя на асфальте жирные черные полосы. Колеса вывернулись в противоположную сторону. Фрэнни резко вывернула руль, но слишком сильно; тяжелый автомобиль развернулся влево, потом вправо, пересекая разделительную полосу. Навстречу мчалась
