дежурит медсестра. Вера боялась, что Росс, несмотря на свое состояние, все равно как-нибудь исхитрится добраться до нее. Ей казалось, что он догадывается о ее присутствии и отчаянно хочет с ней поговорить.
Тяжелее всего было выносить постоянные вопросы Алека об отце, но в последнее время мальчик все реже спрашивает о нем. С самого начала она решила придерживаться правды – насколько это возможно. Она рассказала сыну, что папа серьезно поранился и ему придется долго лечиться в больнице. Он не хочет, чтобы Алек навещал его, пока ему не станет лучше. Алек неплохо ладил с Оливером, но бывали времена, когда личико сынишки омрачала грусть; мальчик замыкался и думал о чем-то своем.
Вдруг Росс резко и отчетливо заговорил – так отчетливо, словно не было последних двух лет и они снова вместе, в поместье «Литл-Скейнз», сидят в библиотеке, в гостиной или в кухне и разговаривают.
– Как Алек?
Вера воззрилась на медсестру – проверить, слышала ли та вопрос, или ей это только показалось, но медсестра тоже все слышала.
– Хорошо, – дрожащим голосом ответила Вера.
Росс не ответил, только прерывисто дышал.
Вера выждала целую минуту, а может, и дольше, а потом – она ничего не могла с собой поделать – заплакала.
– Мы только что отметили его восьмой день рождения, – со слезами в голосе сказала она. – Устроили «пляшущий замок», пригласили фокусника, жарили барбекю. – Она бросила молящий взгляд на медсестру. Та кивнула, призывая ее продолжать. – Он… больше всего ему понравилось, когда мы ненадолго выключили насос и замок начал сдуваться. А в школе на прошлой неделе он выиграл в крикет. Он хороший спортсмен – весь в тебя. В последнее время сильно вытянулся. Наверное, будет таким же высоким и сильным, как ты. – Она порылась в сумочке, извлекла носовой платок и вытерла глаза. – А знаешь, что Алек сказал позавчера? Он хочет стать врачом. Сказал, что, когда вырастет, будет пластическим хирургом, как ты. Тогда он исправит искривление у меня на носу – оно появилось, когда ты ударил меня по лицу, чтобы не пустить в горящий дом. Ты сломал мне нос… представляешь, ты сделал мне столько пластических операций, а потом взял и сломал нос! – Голос у нее дрогнул. Но она, взяв себя в руки, коротко рассмеялась. – Я сказала ему: к тому времени, как он выучится и получит диплом, ему придется не только поправлять мне нос. Лет через тридцать вся твоя работа будет нуждаться в поправках и улучшении.
По лицу у Веры текли слезы. Она отвернулась, не в силах больше находиться рядом с Россом. Выйдя за дверь, она почти побежала по коридору.
Эпилог
Через три месяца, погожим осенним утром, Вере позвонили из больницы и сообщили о смерти Росса. Дежурный врач заявил, что Росс умер в четыре утра, но он не решился будить ее так рано.
Вера поблагодарила врача и повесила трубку. Смешанные чувства овладели ею. Поскольку официально она до сих пор являлась женой Росса, ей придется подписывать свидетельство о смерти и хоронить его.
Ей захотелось, чтобы Оливер оказался рядом, положил руку ей на плечи и обнял ее. Он поймет охватившие ее чувства; он так хорошо разбирается в людях и в жизни.
На душе было тяжело… Вера сидела за столом в кухне, в доме, который купил Оливер в районе Хампстед-Хит, и смотрела, как Алек жует утренние хлопья. Распутин устроился у его ног в надежде, что ему перепадут изюминка или зернышко. Обычно ему везло: Алек ел неряшливо.
Годы совместной жизни с Россом казались ненастоящими, выдуманными. Они оба словно бы жили взаймы – как, впрочем, и Алек, и ее мать, и Оливер. Вся прежняя жизнь прошла как во сне.
Она вспомнила, как давным-давно гуляла с Оливером по кладбищу в северном Лондоне. Она и сейчас живо помнила, что он тогда говорил, глядя на надгробные плиты:
– Знаете, что меня привлекает? Тире. Маленький знак препинания между двумя датами. Я смотрю на чью-нибудь могилу и думаю: тире вмещает в себя всю человеческую жизнь. Мы с вами прямо сейчас проживаем наши тире. Не важно, когда человек родился или когда умер; важно, что он делал между этими двумя событиями.
Потом он заговорил о некоем храме, существующем в другом измерении, о храме, в который люди могут входить только после смерти. В том храме хранится Книга, содержащая историю каждой души.
Может быть, Росс сейчас как раз там и находится? Возможно, он сейчас листает страницы Книги жизни, пытаясь найти тот поворотный пункт, после которого в его жизни все изменилось, он сбился с пути, вбив что-то – неизвестно что – себе в голову, перестал быть хорошим и стал плохим.
Все они пережили настоящий ужас. Хорошо одно: Вера помирилась с матерью. Сейчас у них замечательные отношения. К ее радости и изумлению, Маргарет, страдавшая остеоартритом, стала регулярно посещать Центр Кэбота, каждую неделю получая сеансы иглоукалывания, ароматерапии и терапии рейки. Еще больше удивило Веру, что мама согласилась принимать гомеопатические средства, которые Оливер выписал ей от простуды.
Прошло два года и четыре месяца с тех пор, как ей поставили диагноз «болезнь Лендта». Каждые три месяца она проходила полное обследование. Последние два раза анализы показали отрицательный результат. У некоторых больных наступали периоды ремиссии, но затем болезнь возвращалась. Однако два года значительно превысили предсказанный ей порог выживания.
Медицина – наука неточная, как свидетельствовали все интернет-сайты, посвященные болезни Лендта: там велись споры о новом лекарстве фирмы «Молу-Орелан» под названием «Энтексамин»; приводились аргументы за и против различных немедикаментозных средств лечения. Вера не знала, верный ли курс выбрали они с Оливером Кэботом, но всякий раз, когда она задавалась этим вопросом, она вспоминала разговор, который состоялся у них перед тем, как он начал ее лечить.
«Вера, сотрудники нашего Центра не против науки, как раз наоборот. Наука – просто метод познания истины, и мы больше не считаем, что вытяжка из усиков какого-нибудь амазонского муравья излечит артрит лучше патентованного лекарственного средства, если только данный факт не доказан надлежащим образом проведенными экспериментами. Но мы также понимаем, что мы лечим людей, а не машины. Люди выздоравливают тогда, когда сами этого хотят. Многочисленные опыты подтверждают наличие тесной связи между разумом и телом. Если мы излечим разум – с помощью массажа, хорошей музыки, чистых, натуральных продуктов и, конечно, любви, тело получит гораздо больше шансов исцелиться».
– Именно это вы и намеревались со мной сделать, доктор Кэбот, – вылечить меня любовью? – рассмеялась она тогда.
– Мама, мы опоздаем в школу!
Вера подняла голову и сквозь пелену слез посмотрела на сынишку.
– Почему ты плачешь? – спросил Алек. – Тебе грустно?
Она кивнула:
– Сегодня маме грустно. Очень, очень грустно. Но и радостно тоже.
– Нельзя одновременно грустить и радоваться.
– Можно, – возразила Вера, вытирая глаза салфеткой. – Открываю тебе секрет: этому не учат в школе. – Она встала. – Бери сумку и куртку. Ты прав – ты действительно опаздываешь.
Залаял Распутин.
– Мама, а чему еще не учат в школе?
Вера сняла ключи с крючка на вешалке, кинула псу печенье, чтобы тот замолчал, надела на Алека куртку, повесила ему на плечо школьную сумку, а потом, обняв сына за плечи, повела его на улицу.
В машине он повторил вопрос.
Она не ответила. Путь до школы короткий, а объяснение вышло бы длинным.
