другой вход. Мы не очень-то волнуемся насчет запоров, здесь никогда ничего не происходило. А если даже и запремся на все замки, это от грабителя нас не спасет. Можно проникнуть в балконную дверь гостиной, ничего не стоит. Мы, конечно, запираем окна и дверь, но выдавить стекло – проще простого. Признаться, никогда не задавались вопросом, можно к нам влезть или нет.
– А вдобавок к этой постоянно открытой двери в старых конюшнях очень удобная стремянка?
Стивен Макси слегка пожал плечами:
– Ну надо же ее где-то держать. Не запирать же стремянки только оттого, что кому-то может взбрести в голову воспользоваться ими, чтобы забраться в дом.
– У нас нет пока доказательств, что кто-то ею воспользовался. Меня по-прежнему интересует эта дверь. Готовы ли вы поклясться, что она была не заперта, когда вы вернулись от Боукока?
– Конечно. В противном случае я не смог бы попасть домой.
Далглиш быстро произнес:
– Вы понимаете важность показания, когда именно вы пришли домой и задвинули на двери засов?
– Конечно.
– Я намерен еще раз задать вам вопрос: в какое время вы задвинули засов на двери? Советую тщательно обдумать ваш ответ.
Стивен Макси посмотрел ему прямо в глаза и ответил небрежно:
– В двенадцать часов тридцать три минуты – по моим часам. Я не мог заснуть и в двенадцать тридцать вдруг вспомнил, что не запер дверь. Я встал с постели, пошел и закрыл ее. Я никого не видел, ничего не слышал и сразу же вернулся к себе. Конечно, я растяпа, но ведь нет закона, по которому можно привлечь к ответственности человека за то, что он забыл запереть дверь. Или есть?
– Итак, в двенадцать часов тридцать три минуты вы заперли южную дверь?
– Да, – с готовностью ответил Стивен Макси. – В тридцать три минуты пополуночи.
4
В Кэтрин Бауэрз Далглиш нашел свидетеля, о котором мечтает каждый полицейский, – спокойная, старательная, уверенная в себе. Она вошла – воплощение выдержки и самообладания, – не выказывая никаких признаков ни нервозности, ни горя. Она не понравилась Далглишу. Он знал, что весьма склонен к подобной субъективной неприязни, и потому-то давным-давно научился одновременно скрывать подобные эмоции и не пренебрегать ими. Но он не ошибся, заподозрив в ней внимательного наблюдателя. Она отлично подмечала реакции людей, так же как их поступки. Именно Кэтрин Бауэрз сообщила Далглишу, в какой ужас повергли слова Салли семейство Макси, как она торжествующе смеялась, сообщив свою новость, и какой неожиданный эффект имели слова, брошенные ею мисс Лидделл, на эту почтенную особу. Мисс Бауэрз отлично подготовилась к вопросам, касающимся лично ее.
– Естественно, когда Салли сообщила нам свою новость, для всех нас это было ужасным ударом, но догадываюсь, как это могло случиться. Я не знаю человека добрее доктора Макси. У него слишком развито чувство социального долга, я всегда ему говорила, а девчонка воспользовалась этим. Я уверена, не любил он ее по-настоящему. Никогда не признавался о своем чувстве мне, уж кому-кому, а мне первой бы сказал. Если бы они в самом деле полюбили друг друга, он бы доверился мне, я бы поняла его и отпустила.
– Вы хотите сказать, что вы были помолвлены?
Далглишу стоило труда подавить свое удивление. Не хватало еще одной невесты – дело принимало просто фантастический оборот.
– Не совсем помолвлены, инспектор.
У нас не было колец, ну, и прочего. Но мы были очень близкими друзьями, причем так давно, что это как бы само собой подразумевалось… Думаю, уместно сказать, между нами было некое молчаливое соглашение. Но конкретных планов не было. Доктору Макси предстояло еще очень много сделать для своей карьеры, прежде чем он мог позволить себе думать о женитьбе. И нельзя было забывать, что отец его тяжело болен.
– Итак, фактически вы не были помолвлены и о женитьбе речь не шла?
Вопрос был поставлен в лоб, Кэтрин ограничилась легкой самоуверенной улыбкой, означавшей, что это был вопрос времени.
– Когда вы приехали в Мартингейл на этот уик-энд, что-нибудь бросилось вам в глаза?
– Я приехала в пятницу поздно вечером. Прямо к ужину. Доктор Макси еще позднее приехал, мистер Херн только в субботу утром, так что ужинали миссис Макси, Дебора и я. Мне показалось, что они чем-то обеспокоены. Не хотелось говорить об этом, но боюсь, Салли Джапп была интриганкой. Она прислуживала нам, и мне совсем не понравилась ее манера поведения.
Далглиш продолжал расспрашивать Кэтрин, «манера поведения» Салли, насколько он мог заключить, сводилась к тому, что она чуть вскидывала голову, когда Дебора говорила с ней, и не называла миссис Макси «мэм». Но он счел это показание Кэтрин стоящим внимания. Похоже, что миссис Макси и ее дочь все время думали об опасности, нависшей над ними.
Он изменил направление беседы и незаметно подвел ее к событиям, происшедшим в воскресенье утром. Теперь она рассказала, как проснулась с головной болью после тяжелой ночи и отправилась на поиски аспирина. Миссис Макси предложила ей самой поискать лекарство. Именно тогда она и заметила маленький флакон со снотворным. Сначала она решила, что это аспирин, но быстро поняла, что таблетки слишком маленькие и другого цвета. К тому же пузырек был с этикеткой. Она не обратила внимания, сколько таблеток там было, но она была абсолютно уверена, что в семь утра он был в аптечке, и точно так же в том, что, когда она со Стивеном Макси стала его искать, после того, как было обнаружено тело Салли Джапп, его там не было В аптечке лежало только снотворное в нераспечатанной упаковке.
Далглиш попросил ее описать, как было обнаружено тело убитой, и, к его удивлению, Кэтрин нарисовала весьма красочную картину.
– Когда Марта пришла и сказала миссис Макси, что Салли не встала, мы поначалу подумали, что она снова проспала. Потом Марта вернулась и сказала, что дверь заперта, а Джимми плачет, и мы пошли выяснить, что же случилось. Сомневаться не приходилось – дверь была на задвижке. Вы уже знаете, что доктор Макси и мистер Херн попали в комнату через окно, и я услышала, как один из них отодвинул задвижку. Думаю, мистер Херн открыл ее, потому что он пустил нас. Стивен стоял у постели и смотрел на Салли. Херн сказал: «Боюсь, она мертва». Кто-то вскрикнул. По-моему, Марта, но я не оглядывалась. Я сказала: «Не может быть! Она была в полном здравии вчера вечером!» Мы подошли к постели, Стивен стянул простыню с лица. Она прикрывала ее подбородок; Салли так аккуратно была закрыта простынкой, будто ее кто-то заботливо подоткнул на ночь. Мы увидали отметины у нее на шее и поняли, что произошло. Миссис Макси на минуту закрыла глаза. Я решила, что она теряет сознание, и подошла к ней. Но она удержалась на ногах, сделала шаг к кровати и схватилась за спинку.
Она так сильно дрожала, что даже кровать закачалась. Это односпальная постель, как вы, безусловно, заметили; миссис Макси дрожала, тело на кровати стало потихоньку качаться. Стивен сказал очень громко: «Лицо ее закройте»[29], но Херн сказал ему, что не следует ничего трогать до прихода полиции. Херн был самым спокойным среди нас, думаю, он немало повидал убийств, вот и привык.
Он скорее был заинтригован, чем испуган. Он наклонился к Салли, приоткрыть ее веко. Стивен грубо сказал: «Можете не беспокоиться, Херн. Она мертва». Херн ответил: «Я не о том. Меня интересует, почему она не сопротивлялась». Потом он обмакнул мизинец в кружку с какао, стоявшую на столике возле кровати. Она была наполовину пустой, жидкость подернулась пленкой. Пленка прилипла к пальцу, и он соскреб ее о край кружки, прежде чем положить палец в рот. Мы смотрели на него, словно он показывал нам фокусы. Мне показалось, что миссис Макси смотрела – да, с надеждой. Прямо как ребенок на празднике. Стивен спросил: «Ну что там?» Херн пожал плечами и ответил: «Лаборант скажет. Думаю, ей дали наркотик». После этого Дебора задышала, словно рыба на песке, и поплелась к дверям. Она побледнела как полотно, стало ясно, что ее тошнит. Я рванулась было к ней, но Херн сказал довольно резко: «Не волнуйтесь. Предоставьте
