другую работу. Не думаю, что многие мужья пошли бы на такой риск. Однако, мистер Дэлглиш, намеренно или случайно — она все же покончила с собой. Все дело основывается на двух доказательствах: рассказе сестры Рейнер о веревке и предсмертной записке. Если Рейнер убедит суд, а графолог подтвердит, что записку писала миссис Хьюсон, то я бы не стал сомневаться, каким окажется вердикт. В ее это характере или нет — от фактов не убежишь.
Но есть и иные факты, подумал Дэлглиш. Пусть не столь явные, однако не лишенные интереса.
— Она выглядела так, словно куда-то собиралась или ждала гостей, — заметил он. — Недавно приняла ванну, напудрилась, нанесла макияж. Даже ногти на ногах накрасила. Да и одета была явно не для одинокого вечера в домашней обстановке.
— Вот и муж ее то же сказал. Я и сам подумал, что она принарядилась. Это вполне могло бы поддержать теорию о притворном самоубийстве. Если собираешься стать центром внимания, нелишне одеться соответствующе. Нет никаких доказательств, чтобы она принимала гостей или гостя — хотя, конечно, в тумане его бы никто не увидел. Я вообще сомневаюсь в том, что он нашел бы путь, сойдя с дороги. А если она собиралась уехать, кто-то должен был ее забрать. У Хьюсонов нет машины. Мистер Энсти не позволяет заводить личный транспорт, а автобуса сегодня нет. Фирмы проката автомобилей мы тоже проверили.
— Вы времени зря не теряли.
— Всего лишь несколько звонков, мистер Дэлглиш. Предпочитаю отметать лишние версии сразу, как только они возникнут.
— Не представляю, чтобы Мэгги тихо-мирно сидела дома, пока остальные решали ее будущее. Она водила дружбу с поверенным из Уорхэма, Робертом Лоудером. Полагаю, он ей не звонил?
Дэниел наклонился вперед всем массивным телом и подкинул в огонь еще один кусок плавника. Огонь горел вяло, точно трубу забило туманом.
— Любовник из числа местных, — промолвил инспектор. — Вы не первый, кто предположил такую возможность, мистер Дэлглиш. Я тоже счел нелишним позвонить этому джентльмену домой и поговорить с ним. Мистер Лоудер сейчас в больнице, ему оперируют геморрой. Лег вчера, на неделю. Жаловался на сильные боли. Не самое подходящее время, чтобы планировать побег с чужой женой.
— А как насчет того единственного обитателя Тойнтона, у которого есть своя машина? Что с Кортом? — спросил Дэлглиш.
— Я поделился с ним этой мыслью, мистер Дэлглиш. И получил четкий, хотя и не слишком рыцарский ответ. А именно: он прекрасно относился к бедняжке Мэгги, однако самосохранение, мол, первейший закон природы, и так уж случилось, что его склонности лежат в ином направлении. Не то чтобы он возражал против идеи, что она собиралась сбежать из Тойнтона. Строго говоря, он сам это предположил, хотя не знаю, как увязывал подобную идею с предыдущей версией о том, что миссис Хьюсон хотела имитировать попытку самоубийства. Тут уж либо одно, либо другое.
— А что такое он обнаружил у нес в сумочке? — поинтересовался Дэлглиш. — Контрацептивы?
— А, вы заметили, да? Да, голландский колпачок. Похоже, она не пила таблеток. Корт, пытался деликатничать, но, как я ему сказал, в случае насильственной смерти уже не до деликатности. Против такой социальной катастрофы книги по этикету бессильны. Эта находка — самое сильное указание на то, что миссис Хьюсон намеревалась уехать. И еще ее паспорт. В сумочке было и то, и другое. Она, можно сказать, экипировалась на все случаи жизни.
— Она взяла два предмета, — отозвался Дэлглиш, — которыми не обзаведешься за короткий визит в ближайшую аптеку. Хотя вы можете возразить, что вполне логично держать паспорт, в сумочке. Ну а контрацептив?
— Кто знает, сколько он там пролежал. И женщины вообще хранят такие вещи в странных местах. Что толку гадать понапрасну? И нет никаких причин полагать, будто они задумали переезд — она и Хьюсон. Если спросите меня, он, бедняга, также привязан к Энсти и Тойнтон-Грэйнж, как и любой из пациентов. Вы, наверное, знаете его историю?
— Не совсем. Я же говорил — я прилагал все усилия, чтобы ни во что не вмешиваться.
— У меня был один сержант вроде него. Женщины к нему так и липли. А все из-за этого уязвимого вида — как у потерявшегося маленького мальчика. Его звали Перкис. Бедняга! Он ни с женщинами управляться не мог, ни обойтись без них. Загубил себе карьеру. Говорят, теперь держит гараж где-то близ Маркет-Харборо. А с Хьюсоном вышло еще хуже. Ему даже работа его не нравится. Сдается мне, учиться на медика его заставила родительница, из этаких волевых матерей — вдова, твердо решившая сделать из своего ягненочка доктора. Хотя, думаю, это занятие ему подходит. Современный эквивалент духовного сана, правда? Он мне сказал, что учиться было не так уж и плохо. У него феноменальная память, он может зазубрить почти любые факты. Ответственность — вот чего Хьюсон не выносит. Ну а здесь, в Тойнтон- Грэйнж, ее почти и нет. Пациенты неизлечимы, и ни сами они, и ни кто другой от врача ничего особого и не ждут. Мистер Энсти, насколько я понимаю, написал Хьюсону после того, как его имя вычеркнули из медицинского реестра. Доктор завел роман с пациенткой, шестнадцатилетней девочкой. Полагали даже, что все это продолжалось уже больше года, но тут ему повезло. Девчонка стояла на своем, и баста. Правда, тут, в Тойнтоне, он не мог выписывать рецепты на сильнодействующие или наркотические лекарства, а также подписывать свидетельства о смерти, пока шесть месяцев назад его не восстановили в реестре. И врачебных навыков у него отобрать не могли, поэтому, не сомневаюсь, мистеру Энсти от него было немало пользы.
— Причем задешево.
— Не без того. И теперь он не хочет уезжать. Полагаю, он вполне мог убить жену, чтобы она не пилила его и не уговаривала уехать. Да лично я в это не верю, и суд никогда не поверит. Он из того сорта мужчин, за которых всю грязную работу выполняют женщины.
— Хелен Рейнер?
— Это было бы уж совсем безумием, не правда ли? И где доказательства?
Дэлглиш на миг задумался: не рассказать ли инспектору о разговоре между Мэгги и ее мужем, который он подслушал после пожара? Однако решил не рассказывать. Хьюсон или будет все отрицать, или придумает какое-нибудь объяснение. В таком месте, как Тойнтон-Грэйнж, полно всяких мелких секретов. Дэниел, конечно, сочтет долгом снова допросить Хьюсона. И воспримет это как весьма неприятную обязанность, навязанную не в меру подозрительным самозванцем из Лондона, который так и норовит собрать простые факты в запутанную головоломку. Да и какая теперь разница? Дэниел прав. Если Хелен будет упорствовать в показаниях относительно того, что видела, как Мэгги брала веревку, если графолог подтвердит, что Мэгги написала предсмертную записку сама, дело закрыто. Он уже заранее знал, каким будет вердикт, — так же как заранее знал, что вскрытие Грейс Уиллисон не выявит ничего подозрительного. Адам снова увидел себя со стороны — точно в ночном кошмаре: вот он бессильно наблюдает, как пестрый шарабан фактов и предположений влачится по заранее предназначенному пути. И Дэлглиш не мог его остановить, потому что забыл, как это делается. Должно быть, болезнь подточила не только волю, но и ум.
Деревяшка в огне, превратившаяся в черное, обугленное копье, замерцала яркими искрами, медленно опрокинулась и погасла. Только теперь Дэлглиш осознал, что в комнате очень холодно и что он хочет есть. Должно быть, из-за тумана, похитившего сумеречный час между днем и ночью, вечер казался бесконечным. Интересно, не следует ли предложить Дэниелу поужинать? Наверное, он съел бы омлет. Но даже усилие встать и что-нибудь приготовить сейчас было коммандеру не по плечу.
Внезапно проблема решилась сама собой. Дэниел медленно поднялся на ноги и потянулся к шинели.
— Спасибо за виски, мистер Дэлглиш. А теперь мне пора в путь-дорогу. Разумеется, мы еще увидимся на дознании. Это значит, вам надо пока задержаться здесь. Правда, мы постараемся покончить с этим делом как можно скорее.
Они пожали друг другу руки, и Дэлглиш чуть не поморщился от боли. У самой двери Дэниел остановился, натягивая шинель.
— Я поговорил с доктором Хьюсоном наедине в той комнатке, где, как мне сказали, обычно беседовал с пациентами отец Бэддли. И если спросите меня, врачу и в самом деле лучше было стать священником. Разговорить его нетрудно. Трудно заставить замолчать. А потом он зарыдал, и все полилось наружу. Как он
