— Детей, — наконец изрекла она, — никогда не должно быть слышно, а видеть их следует лишь в определенное время и в определенном месте. Почти всегда они должны находиться в детской.
— Она в детской кричит, — сказал Алекс. — Я вам объяснил это вчера. Она так громко кричит, что ее слышно в подвале, а детская — на третьем этаже. И она топает ногами. Я не могу этого терпеть, — невозмутимо добавил он и, слегка сдвинув брови, взглянул на покрасневшую мисс Вирджинию. Затем махнул рукой, отпуская гувернантку.
Но та не собиралась сдаваться:
— Леди Филиппа сейчас же должна пойти со мной. Ей не место в комнате мужчины…
Алекс оборвал ее:
— Мисс Вирджиния, если я и мирюсь — с некоторыми оговорками — с присутствием моего ребенка в этой комнате, то я не собираюсь распространять данную привилегию на остальных. Мы присоединимся к вам в детской после завтрака. — И он дружелюбно улыбнулся мисс Вирджинии, чье лицо стало огненно-красным. Она попятилась к двери и вышла.
Сейчас, когда опасность (так Пиппа воспринимала всех нянек) миновала, девочка весело напевала и пыталась снова завладеть своей кружкой. Алекс решительно усадил ее рядом с собой и отдал ей кружку с остатками шоколада. Его собственный шоколад остыл безнадежно. Содрогнувшись, Алекс выпил его залпом.
Он еще раз убедился: ему нужна жена. Мужчинам не положено купать младенцев и нанимать гувернанток — он явно подбирал их не очень-то удачно: мисс Вирджиния была уже пятой за две недели. Он подхватил Пиппу на руки и направился в детскую.
В этот день часа в два пополудни притихшим Калверстилл-Хаусом правил Кэмпион. Герцог с герцогиней уехали на открывшуюся выставку итальянской мраморной скульптуры. Шарлотта, занимавшаяся все утро живописью, теперь принимала ванну и одевалась. Через полчаса ожидался приезд барона Холланда, который должен был сопровождать ее на пикник. В доме с тайным интересом следили, насколько часто барон Холланд сопровождает Шарлотту. Нельзя сказать, что все придерживались в его отношении единого мнения.
Миссис Симпкин, экономка, была ярой сторонницей барона Холланда.
— Он… он такой романтичный, — говорила она, прижимая руку к пышной груди. — Он настоящий джентльмен, мистер Кэмпион, он всегда так прекрасно одет…
— Это не доказательство, миссис Симпкин, — сурово возражал Кэмпион. — Вопрос в том, джентльмен ли он по духу! Подумайте, почему у него нет денег? Потому, что, вполне вероятно, он играет. А перестанет ли он играть, получив деньги от Шарлотты? Я вас спрашиваю!
— Нам не известно, что он играет, — стояла на своем миссис Симпкин. — Может, он потерял наследство при пожаре?
— Не похоже, — сказал Кэмпион. — Весьма не похоже, миссис Симпкин. Потому что, случись такой пожар, мы прочли бы о нем, не так ли? А мы не читали. Значит, он играет.
— Он ее любит, — без всякой логики заявила миссис Симпкин. — Он ее любит; я это вижу по его глазам!
— Его глаза, — с отвращением заметил Кэмпион, — это тоже вопрос. Слишком уж голубые. Ни у одного мужчины нет таких голубых глаз.
Их препирательства прервал стук тяжелого медного молотка в дверь. Кэмпион величественно распахнул ее, готовый напустить страху на камердинера барона Холланда, который одновременно выполнял и обязанности лакея.
Но на пороге стоял лакей с крепким подбородком, облаченный, в богато расшитую ливрею. Кэмпион с первого взгляда определял положение человека в обществе: перед ним стоял слуга знатных господ.
— Чем могу быть полезен? — спросил Кэмпион низким голосом (он сам тоже являлся слугой человека с высоким титулом).
— Граф Шеффилд и Даунз просит леди Шарлотту Дэйчестон оказать ему честь своим присутствием на пикнике сегодня после полудня, — сказал лакей с крепким подбородком.
К этому времени Кэмпион уже успел заметить элегантную позолоченную карету, ожидавшую возле дома. Конечно, ему следовало бы объяснить, что леди Шарлотта уже приглашена и пусть этот лакей идет своей дорогой. Но может быть, стоит сначала доложить наверх. Граф все-таки. Не так уж их много.
Ни один мускул не дрогнул на лице Кэмпиона, пока он принимал решение.
— Я узнаю, дома ли леди Шарлотта, — сказал он, закрывая массивные двери Калверстилл-Хауса.
Лакей вернулся на свое место на запятках кареты Алекса. Целых пять минут на Албемарл-сквер стояла тишина. Неожиданно дверца кареты распахнулась, и из нее вышел Алекс с Пиппой, довольно ненадежно устроившейся на его плече. Он решительно поднялся по ступеням и коротко постучал дверным молотком.
Кэмпион покинул свой пост, и поэтому вместо него дверь открыла горничная — робкая девушка, лишь недавно получившая повышение до прислуги верхних этажей дома. Она не могла противостоять настоящему графу, желавшему видеть леди Шарлотту. Она присела перед ним так низко, что ее колени стукнулись друг о друга, и побежала наверх.
— Леди Шарлотта, — заикаясь доложила она. — Он… здесь… сейчас… внизу… в зеленой комнате… здесь…
Шарлотта изумленно смотрела на горничную. Она сидела перед туалетным столиком, в то время как ловкие руки Мари заканчивали ее прическу. На Шарлотте было розовое шелковое платье для прогулок, оставлявшее открытыми ее тонкие руки; Мари пропускала через ее локоны ленту в тон этому платью.
Шарлотта прекрасно поняла, кто такой граф Шеффилд и Даунз. Ее сердце забилось. Ей очень хотелось броситься к его карете, но она обещала Уиллу Холланду, а леди не нарушают своих обещаний по первому капризу. Руки Мари дрожали от волнения: газеты, в которых печатались сплетни, были полны историй о красивом графе и его недавнем возвращении из Италии.
Тем временем Кэмпион твердо положил руку на плечо растерянной горничной, что предвещало наказание за бестолковый доклад хозяйке. Он сам поучал всего неделю назад прислугу нижнего этажа: «Слуг никогда не должно беспокоить то, что происходит в доме».
Безусловно, в Калверстилл-Хаусе не происходило ничего, что могло бы встревожить слуг, но Кэмпион сурово воспитывал своих подчиненных. Никогда не знаешь, чего ждать от этих младших слуг: они в любой момент могут уйти и поступить в дом, где полным-полно подозрительных личностей или просто пьяниц. Своими наставлениями он намеревался подготовить их так, чтобы они вели себя безупречно, в каких бы обстоятельствах ни оказались.
Под успокаивающей рукой Кэмпиона, которую она чувствовала на своем плече, горничная (ее звали Лили) взяла себя в руки и присела перед Шарлоттой.
— Граф — внизу, и я проводила его в зеленую комнату, — довольно толково сообщила она. — И он не один: с ним маленький ребенок.
Шарлотта встала. Ее сердце стучало словно тяжелый молот.
— Спасибо, Лили, — сказала она. — Я сама приму его.
Она спустилась по лестнице, голова кружилась. Он не может быть женат или может? Ее сердце готово было вырваться из груди.
Шарлотта остановилась на пороге зеленой комнаты. Это был он. Он стоял к ней спиной, но она сразу узнала его широкие плечи. Она окинула его взглядом: элегантный серый сюртук, хорошо сидевший на его крупном теле; обтягивающие панталоны сизо-серого цвета; высокие сапоги. Она задержала взгляд на его ногах. На полу возле него сидело одно из самых очаровательных пухленьких существ на свете, каких она еще никогда не видела. На маленьком личике, выглядывающем из-за сапог графа, горели круглые щечки с ямочками и выделялись отцовские летящие брови.
Шарлотта улыбнулась. Лицо девочки помрачнело, и она издала оглушительный вопль. Шарлотта невольно отступила назад — как раз в тот момент, когда Алекс обернулся. Глядя на нее, он многозначительно поднял бровь, и затем, с легкостью подняв ребенка себе на плечо, погладил его по головке.
— Ш-ш, — тихо сказал он. — Это не няня, это леди Шарлотта. Ш-ш.
