Маноре и дождаться следующего утра, когда Чандлер-Пауэлл ее отопрет. В конце концов, Манор до приезда полиции обыскивали слишком поверхностно. Например, пустые номера в западном крыле — разве кто- нибудь их обыскивал? А еще в Маноре множество шкафов, таких больших, что могут вместить человека. Чужак вполне мог остаться незамеченным. Он мог незаметно выйти через западную дверь и ускользнуть по липовой аллее в поле, пока все жители Манора сидели взаперти в библиотеке, окна которой смотрят на север, а коммандер Дэлглиш их опрашивал. Если бы полицейские не сосредоточили все свое внимание на домашних, убийцу могли бы уже давно поймать.
Летти не удавалось вспомнить, кто первым назвал Робина Бойтона как альтернативу главному подозреваемому, но, раз высказанная, эта идея тотчас же завладела сознанием всех и каждого. В конце концов, он ведь приехал в Сток-Шеверелл навестить Роду Грэдвин, по всей видимости, отчаянно рвался ее увидеть — и получил отказ. Вероятно, убийство не было преднамеренным. Мисс Грэдвин была вполне способна ходить сама после операции. Она его впустила, произошла ссора, и он вышел из себя. Можно допустить, что не он — владелец машины, стоявшей у камней, но ведь эта машина могла вообще не иметь никакого отношения к убийству. Полиция попытается разыскать владельца. Никто не решился высказать то, о чем все подумали: было бы удобно, если бы им не удалось это сделать. Но даже если бы автомобилист оказался просто усталым путешественником, благоразумно решившим остановиться, чтобы немного поспать, версия с чужаком, вторгшимся в Манор, оставалась незыблемой.
Ко времени обеда Летти почувствовала, что рассуждения потихоньку замирают. День выдался долгий и травматичный, и то, чего все теперь жаждали, был хотя бы краткий промежуток покоя. Казалось, всем захотелось побыть в одиночестве. Чандлер-Пауэлл и Флавия сказали Дину, чтобы обед был подан каждому из них в их комнатах. Уэстхоллы ушли к себе, в Каменный коттедж, а Хелина пригласила Летти пообедать у нее омлетом с травами и салатом, который она приготовит в своей маленькой кухоньке. После обеда они вместе вымыли посуду и устроились перед камином, где горели поленья, послушать концерт по «Радио-3» при неярком свете только одной лампы. Ни та, ни другая не упоминали о смерти Роды Грэдвин.
К одиннадцати часам огонь в камине стал угасать. Слабые голубоватые язычки пламени облизывали последнее полено, постепенно рассыпавшееся серым пеплом. Хелина выключила радио, и они некоторое время сидели молча. Потом она спросила:
— Почему ты уехала из Манора, когда мне исполнилось тринадцать? Из-за отношений с отцом? Я всегда думала, что вы были любовниками.
Летти спокойно ответила:
— Ты всегда была развита не по летам. Мы все больше и больше привязывались друг к другу, становились слишком зависимы друг от друга. Это было правильно, что я уехала — для меня. И тебе уже нужно было более широкое образование.
— Думаю, да. Эта кошмарная школа! Так вы были любовниками? Секс у вас был? Ужасное выражение, но все другие еще грубее.
— Да — однажды. Тогда я поняла, что этому нужно положить конец.
— Из-за мамы?
— Из-за всех нас.
— Значит, это была «Краткая встреча»,[21] только без вокзала?
— Что-то вроде того.
— Бедная мама. Бесконечные годы врачей, медсестер. Со временем ее больные легкие стали казаться уже не болезнью, а как бы сокровенной частью маминой сути. А когда она умерла, я о ней почти не тосковала. На самом деле ее как бы вообще не было. Я помню, что за мной послали в школу, но слишком поздно. Кажется, я была рада, что не успела туда. Но ее пустая спальня… Это было ужасно. Я до сих пор эту комнату терпеть не могу.
Помолчав, Летти сказала:
— Я тоже хочу тебя спросить. Почему ты вышла замуж за Гая Хаверленда?
— Потому что он был забавный, умный, очаровательный и очень богатый. Даже в свои восемнадцать лет я с самого начала знала, что это долго не продлится. Поэтому мы и поженились в Лондоне, в отделе записей актов гражданского состояния. Клятвы, данные там, казались менее обременительными, чем произнесенные в церкви. Гай был не способен устоять перед чарами хорошеньких женщин и не собирался меняться. Но у нас было три чудесных года, и он успел многому меня научить. Я никогда о них не пожалею.
Летти поднялась на ноги.
— Время спать. Спасибо за обед и спокойной ночи, моя дорогая, — сказала она и ушла.
Хелина подошла к окну, выходящему на запад, и раздвинула шторы. Западное крыло было погружено во мрак — всего-навсего длинный темный массив в лунном свете. Интересно, думала она, неужели это насильственная смерть высвободила стремление к откровенности, потребность задавать вопросы, которые оставались незаданными многие годы? Она думала о Летти и о ее замужестве. Ее брак не дал детей, и Хелина подозревала, что для Летти это было большим горем. Неужели священник, за которого она вышла замуж, оказался из тех, кто по-прежнему считал секс чем-то неприличным и смотрел на жену и на всех добродетельных женщин как на Деву Марию? И не замещали ли откровения этого вечера тот вопрос, который отягощал мысли обеих и который ни та, ни другая не решились задать?
14
До половины восьмого у Дэлглиша практически не было возможности осмотреть свое временное жилье и там хоть как-то устроиться. Дорсетская полиция сделала все, что могла, быстро и оперативно: проверили телефонные линии, установили компьютер, водрузили на стену большую пробковую доску, на случай если Дэлглишу придется демонстрировать визуальные изображения. Подумали даже о его удобстве, и хотя в Каменном коттедже попахивало плесенью, как бывает в домах, где много месяцев никто не жил, в камине жарко пылали поленья. В спальне наверху была приготовлена постель и включен электрокамин. Душ, хотя и не современный, когда он его проверил, выдал струи очень горячей воды, а холодильник оказался набит продовольствием, которого могло хватить по меньшей мере на целых три дня, включая низкую керамическую кастрюлю с явно домашним тушеным барашком с луком и картофелем. Там же обнаружились банки пива и две бутылки очень неплохого вина, красного и белого.
К девяти часам он успел принять душ и переодеться, подогреть барашка и пообедать. В записке, которую он обнаружил под керамической кастрюлей, говорилось, что барашка приготовила миссис Уоррен: это открытие лишний раз подтвердило убежденность Дэлглиша в том, что временное назначение ее мужа в спецгруппу было явной удачей. Он откупорил бутылку красного вина и поставил ее и три бокала на низкий столик перед камином. Оконные занавеси с веселеньким рисунком были задернуты, скрыв вечернюю тьму, и Дэлглиш вдруг ощутил, как это с ним иногда случалось во время расследований, что он уютно укрыт в кратковременном уединении. Провести хотя бы часть дня в полном одиночестве было для него с самого детства столь же необходимо, как еда и свет. Но вот краткая передышка окончилась, он достал небольшую записную книжку и принялся просматривать заметки о дневном опросе. Еще с того времени, когда он был сержантом-детективом, он вел личные записные книжки, куда заносил несколько ключевых слов и фраз, которые могли моментально восстановить в памяти образ человека, неразумное допущение, обрывок разговора, обмен взглядами. С помощью этих записей его память работала почти безупречно. Закончив свой индивидуальный обзор, он позвонит Кейт и попросит, чтобы они с Бентоном пришли к нему. Тогда они вместе обсудят, чего удалось добиться за этот день, и он изложит им программу на завтра.
Индивидуальный опрос не внес существенных изменений в показания, уже данные раньше. По правде говоря, Кимберли, несмотря на заверения Чандлера-Пауэлла, что она все сделала правильно, была явно расстроена и пыталась убедить себя, что — в конце-то концов — она ведь могла ошибиться. Оставшись в библиотеке наедине с Дэлглишем и Кейт, она все время украдкой поглядывала на дверь, будто надеясь увидеть мужа или страшась, что вот-вот появится мистер Чандлер-Пауэлл. Дэлглиш и Кейт были с ней предельно терпеливы. Когда ее спросили, была ли она уверена в тот момент, как услышала голоса, что это