Правда, до вас, англичан, нам тоже нет никакого дела. Здесь лечатся пострадавшие на войне парни, и попали они сюда случайно. С нашей стороны это простое милосердие.
Патрик напрягся.
— Значит, дезертиры. И как же они к вам попали?
— Где-то на континенте (где именно, я не знаю) был госпиталь, в котором остались несколько дюжин раненых на попечении единственного врача-хирурга, горького пьяницы. Они там мерли как мухи. Среди них оказался мальчик лет двенадцати — четырнадцати. Он-то и попытался их спасти. Нашел где-то большую лодку, посадил в нее тех, кто мог еще передвигаться, и они поплыли. Куда? Одному Богу известно. В общем, приплыли сюда. Все молодые, не намного его старше. Обреченные на смерть несчастные пехотинцы. Просто чудо, что они спаслись.
— И вы о них заботитесь — как это замечательно! — воскликнула Софи.
— Не забывай, Софи, это французские солдаты, — напомнил Патрик напряженным голосом. — Не исключено, что они просто прикидываются ранеными.
Софи пожала плечами:
— Не верить мистеру Хенкфорду у нас пока нет оснований.
Патрик вспомнил, что лорд Брексби как раз и направил его сюда, чтобы проверить, как идет строительство береговых укреплений, предназначенных для предотвращения высадки французского десанта, который, похоже, они сейчас и обнаружили. Что бы Софи ни говорила, но полностью доверять мистеру Хенкфорду у него тоже не было никаких оснований.
— А тебе известно, милая Софи, — тихо произнес Патрик, — что в мае этого года Англия объявила Наполеону войну?
— Конечно, известно. Но у нас не было выбора, поскольку Аддингтон собирался удержать Мальту. А это нарушило мирный договор.
Патрик невольно улыбнулся. Жена продолжала преподносить ему сюрпризы. Как оказалось, она прекрасно разбирается в международных вопросах.
— Может быть, вы покажете госпиталь? — спросила она, обращаясь к Джону. — Правда, навыков по уходу за больными у меня нет, но я свободно говорю по-французски.
Глаза Джона просияли.
— Неужели? Это превосходно, миссис. Понимаете, по-французски мы говорим очень слабо — я, моя мать и пастор, — а один мальчик, его зовут Генри, немного говорит по-английски. Но все равно этого недостаточно. Очень многого, о чем говорят эти ребята, мы просто не понимаем.
Патрик насупился. Значит, и пастора тоже вовлекли в эту антипатриотическую акцию. Однако раз Хенкфорд и его мать плохо говорят по-французски, то маловероятно, чтобы они действительно симпатизировали Бонапарту.
— Я с удовольствием поговорю с вашими пациентами. — Софи выжидательно посмотрела на Хенкфорда.
— Мне все равно немного беспокойно, мэм, — признался он. — Прошу прощения, но я сомневаюсь, следует ли вести вас в больничное отделение, мэм. Потому что если ваш джентльмен имеет в мыслях рассказать об этом большим людям в Лондоне, то мальчикам несдобровать.
— Я дал вам слово, — возмутился Патрик. — Этого мало?
— Оно, возможно, и так, — мрачно пробормотал Джон. Но затем, видимо, решившись, открыл боковую дверь и пропустил вперед Патрика, Софи и Симону.
Они свернули в арочный проход, ведущий в большую комнату. Патрик отодвинул полог и остановился рядом с Софи. Вся комната была уставлена койками, на каждой лежал раненый. У некоторых были повязки на голове, у других перебинтованы ноги. Странно, но на их появление почти никто не среагировал. Только полная женщина быстро подняла голову, а затем продолжила бинтовать грудь одному из несчастных солдат.
Увидев, как побледнела Софи, Патрик легонько обнял ее за плечи.
— О Боже, Патрик, они же еще совсем мальчики! Ты видишь?
— Они раненые и потому выглядят моложе, — мягко произнес он.
— Нет. — Софи порывисто вздохнула. — Вон тому на вид не больше четырнадцати.
В Индии Патрику приходилось наблюдать похожие ранения в голову. Шансов выжить у этого парня было очень мало.
Внезапно перед ними вырос миниатюрный солдатик, одетый в потрепанную форму французского пехотинца. Руки скрещены на груди, смотрит строго.
— Мистер Хенкфорд, почему вы позволили войти сюда посторонним? — требовательно спросил он по- английски с сильным акцентом. Он буквально буравил Джона своими свирепыми серыми глазами.
Джон откашлялся и начал оправдываться:
— Понимаете, Генри, их клипер зашел в бухту переждать шторм. Эти господа остановятся здесь на ночь. Я был вынужден все рассказать.
Патрик удивленно посмотрел на Хэнкфорда. Последние сомнения в сотрудничестве с французами развеялись. Софи сделала реверанс.
— Должно быть, вы тот мужественный солдат, который спас своих товарищей? — произнесла она, не скрывая восхищения.
Генри взглянул на красивую леди.
— Я только помог им забраться в лодку. Они бы все равно умерли, потому что никакой помощи не было. К сожалению, все не поместились.
Патрик оглядел комнату.
— Но вам удалось спасти десятерых. Это тоже немало. Генри внимательно посмотрел на высокого англичанина. Патрик поклонился.
— Вас можно поздравить, Генри. Вы совершили настоящий подвиг.
Генри смутился.
— Меня зовут Анри. — Внезапно он сделал придворный поклон, в точности по этикету.
Патрик многозначительно посмотрел на жену. Все не так просто, как кажется на первый взгляд. Определенно Генри не простой французский мальчик.
— Сколько вам лет, Генри? — спросил Патрик.
— Почти тринадцать.
— Поразительно. Неужели во французскую пехоту рее начали брать двенадцатилетних?
— Нет, — возразил Генри. — Я был… не знаю, как это называется по-английски. В общем, носил знамя. А в пехотинцы меня должны были произвести после четырнадцати.
Софи сильно сжала руку Патрика.
— Не могли бы вы познакомить меня со своими товарищами? — обратилась она на французском к Генри.
Последнее сопротивление было сломлено. Он просиял и повел ее по комнате, негромко называя имя каждого из раненых.
Патрик задумчиво смотрел им вслед. Во время якобинского террора парню было года три-четыре, но он до сих пор не забыл, как кланяться.
— А как вы вообще оказались в этом монастыре? — Он посмотрел на Хенкфорда.
Тот потупился:
— Мы с мамой члены секты «Семья любви». Вы слышали о такой?
Патрик кивнул. Кто же не слышал о «Семье любви»? Выходцы из Голландии, они появились в Англии еще при Елизавете. Религиозная секта исповедовала, кажется, нудизм и групповой секс. Он бросил взгляд на пухлую даму, которая закончила менять повязку и теперь поправляла простыни раненому рядом. На сторонницу половой свободы она была похожа мало.
— Мне казалось, что «Семья» уже прекратила существование.
— О нет, — уныло проронил Хенкфорд, — кое-кто еще остался. По крайней мере в Уэльсе. Мой дед стал членом секты в 1731 году. Он купил этот монастырь в надежде со временем обосновать здесь настоящую «Семью». Но бабушке образ жизни «Семьи любви» пришелся не по душе, и она их всех отсюда выгнала прочь. Однако позднее моя мать присоединилась к секте вместе со мной.
