В то время как госпожа Рокфеллер и его сестры покупали и читали много хороших книг, ее супруг, помимо Библии, почти не уделял внимания литературе. Иногда Джон слушал по вечерам, как чтецы читают вслух романы Скотта, Диккенса или Гарриет Бичер-Стоу, новые книги, такие как «Рамона» Элен Хант Джексон, а также некоторые биографические и исторические произведения. Позднее сын вспоминал, что отец жадно читал «Бен Гура» Лью Уоллиса. Он брал с собой этот роман в свою первую поездку за рубеж и с упоением поглощал его, даже гуляя по улицам Парижа.
Однако следует помнить, что Рокфеллер, подобно ранним пуританам, ревностно посещал церковь. Она заменяла ему в значительной степени театр или лекционный зал. Он слушал красноречивых проповедников, смотрел диапозитивы, обсуждал проблемы миссионерства и встречался со многими выдающимися, высокообразованными священниками как во время церковных служб, так и дома, принимая их как гостей. Если его религия имела ограничения, то все же она играла и образовательную роль. А президент «Стандард ойл» расширял свой кругозор и благодаря своим деловым и производственным контактам. Они давали ему из первых рук знание о многих сторонах деятельности соотечественников- американцев, о его собственной отрасли, о железных дорогах. Его бизнес познакомил его с Западной Европой, Россией, Мексикой и Дальним Востоком.
Несмотря на ответственную работу и личную занятость, Рокфеллер оставался ревностным прихожанином. Он по-прежнему был главным попечителем баптистской церкви на Эвклид-авеню. Это была
Как упоминалось, Рокфеллер начал жертвовать культовым учреждениям, как только стал зарабатывать на жизнь. Он продолжал это делать, увеличивая взносы по мере роста своих доходов. В 1869 году внес 5489,62 доллара. В 1870 году он внес только 2695,79 доллара, видимо, потому, что нуждался в капитале для начала деятельности «Стандард ойл». Но в следующем году общая сумма снова выросла до 6860,86, а в 1872 году – до 6930,68 доллара.
В 1873 году началась паника и депрессия, но Рокфеллер в 1873 и 1874 годах пожертвовал 4770,58 и 4841,06 доллара соответственно. Затем наступает период, в течение которого, очевидно, не велись записи его пожертвований. После 1877 года данные о них налицо:
Пожертвования Рокфеллера шли в ногу с увеличением его богатства. Как он однажды заметил, многие люди, становясь богатыми, забывают об использовании своих денег для попечительских целей, считая их исключительно своей собственностью, он же, наоборот, всегда рассматривал пожертвования как свой прямой долг. Его пожертвования в начале 80-х годов становились весьма разнообразными. Он субсидировал организацию «Цветные студенты за пастырство», различные колледжи, приюты для разносчиков газет Благотворительного общества, дома престарелых леди, больницы, Христианскую ассоциацию молодежи, религиозные миссии. Деньги выделялись оздоровительным центрам, детским садам, Всемирной конфедерации профсоюзов, школе в Италии, а также щедро и неоднократно теологической семинарии в Гамбурге (Германия), иммигрантским обществам и индейцам. Он поддерживал нескольких «местных» проповедников и, конечно, церкви и ежегодные религиозные конференции. Статьи расходов на 1884 год разнились от 31 800 долларов для Теологической семинарии Баптистского союза до 10 долларов «для бедных семей» и 5 долларов – на лекарства бедняку.
Он настаивал, чтобы пожертвовавшие им средства шли на определенные цели. «Я не пожертвую ни фартинга на то или иное дело, – писал он, давая резкую отповедь одному тогдашнему запросу, – пока не буду абсолютно уверен, что это будет
В 1878 г. $23 489,65
В 1879 г. $29 280,16
В 1880 г. $32 865,64
В 1881 г. $61 070,96
В 1882 г. $61 261,75
В 1883 г. $66 722,97
В 1884 г. $119 109,48
Важно помнить о многообразии, постоянстве и количестве адресованных ему просьб о материальной помощи в начале 80-х годов, поскольку они служили для него стимулом изучения филантропии точно так же, как он изучал хаос в нефтяной промышленности, приведший к забастовкам. Посылая 3500 долларов в 1881 году доктору Джорджу Гудспиду из Теологической семинарии Баптистского союза, он писал: «Мне нужно притормозить пожертвования на некоторое время, я раздал слишком много обещаний подобного рода». В другом письме он сообщал, что «имеет отовсюду много запросов по всей стране». Отправляя 1000 долларов доктору Дункану, несомненно для своей церкви в Огайо, он замечал: «Я готов жертвовать, как уже упоминал в связи с Чикагской семинарией, при условии, что они сами соберут там 100 000 долларов». Эти строки являются указанием на то, что уже в 1882 году существовали ростки для основания Чикагского университета. В течение этого года обнаруживается, что Рокфеллер оплатил заключительную часть 20-тысячных пожертвований университету Денисона. О размерах его растущих взносов свидетельствует письмо от 1884 года, в котором он упоминает о повышении его расходов на благотворительность «примерно на 30 или 40 000 долларов».
Однако даже тогда, когда Рокфеллер занялся систематизацией своих пожертвований, он не переставал делать взносы исключительно личного характера. Эти дары частным лицам и организациям доставляли ему особое удовольствие. К 1881 году он, очевидно, оплачивал половину расходов большой церкви на Эвклид- авеню. Письмо от 1883 года сборщику одного мелкого фонда, связанного с этим учреждением, показывает, с каким вниманием он относился даже к таким малозначащим вопросам. Он вкладывал дарственные карточки, например, с такими надписями:
«Г-жа Рокфеллер – 10 долларов каждую неделю». «Сам – 30 долларов каждую неделю». «Каждый из наших четверых детей – 20 центов каждую неделю».
«Члены моей семьи также заинтересованы в этой деятельности, – сообщал он, – и 20 центов каждым ребенком зарабатываются в поте лица на прополке сорняков и т. п.».
Для внешнего мира Рокфеллер в 1880-х годах не выглядел сколько-нибудь выдающейся личностью. Большинство деловых лидеров считали его таким же, каким политики считали холодного Бенджамина Гаррисона или аскетического Джона Шермана. Такая оценка Рокфеллера понятна, ведь и его биография, и его личность были такого рода, что внушали всем сторонним наблюдателям, кроме тех, которые были близко с ним знакомы, впечатление ограниченности и сухости.
Зато семья Рокфеллера производила благоприятное впечатление. В ней доминировали две серьезные, морально стойкие и набожные личности, в которых не было и капли высокомерия. Рокфеллеры относились уважительно к самому ничтожному из соотечественников. Но в их доме существовала атмосфера определенной интеллектуальной и эстетической стерильности: в нем не было идейной приподнятости, творческих импульсов или стихийного воодушевления, дому недоставало радостей жизни. Форест-Хилл, несмотря на свой комфорт и веселость, производил на многих посетителей неприятное впечатление. Огромные комнаты выглядели мрачно. У Рокфеллера, любившего солнечный свет, не вешали на окна занавески или шторы. Меблировка не отличалась ни красотой, ни гармоничностью. Супружеская пара Рокфеллер, заботившаяся больше о пользе, чем о привлекательности, не обладала даром совмещения этих двух свойств и не проявляла склонности к коллекционированию художественных ценностей. В своей основательности и строгости, прочности и угловатости их дом выглядел пуританским. Причем пуританским не в суровом стиле Новой Англии, а скорее в более мягкой, но блеклой манере баптистского запада.
Личность Рокфеллера была более примечательной и сложной, чем его дом. Юмор, терпение, кругозор и оригинальность мышления придавали ей привлекательность, силу и достоинство. Тем не менее эта личность была в такой же степени существенно ограниченной, в какой преднамеренно скрытной, что
