комнаты. И каждый раз не могла сдержать слез, произвольно текущих из глаз. Да и не было того, кому было бы дело до моих слёз.
Алекс, повесив на меня ярлык 'моя собственность', и при всех его женщинах, ревностно ограждал меня от любого мужчины. В основном это происходило на так называемых 'балах' и единственным таким мужчиной, делающим попытки общаться со мной, был Маркус. И то, после второго подобного бала, с которого Марк ушёл с вывихнутой рукой, он держался как можно дальше от меня. Другие же мужчины, имевшие глупость просто со мной заговорить, удостаивались ледяного взгляда кареглазого Дьявола. В такие моменты в Алексе как будто просыпался тот заботливый и нежный мужчина, которым он был первые два дня нашего знакомства, но не более того. Заканчивалась ночь, часы били полночь, и прекрасный принц снова превращался в старую ворчливую жабу с замашками царя горы.
В принципе этим царём горы он и являлся. Александр Габриэль де Громон, французский аристократ до мозга и костей, тридцать два года, холост, рост метр восемьдесят шесть, вес восемьдесят пять килограмм чистых мышц, волосы тёмно каштановые, глаза светло карие со сводящим с ума зеленым ободком. Обожает красное полусладкое вино, желе и молочные коктейли. На дух не переносит клубнику, бананы и макароны. Девять лет назад перебрался с исторической родины в Россию, осев в ближнем Подмосковье. По профессии — юрист. По жизни удачливый торговец оружием.
Всё это, день за днём, я методично выясняла, не прибегая ни к уловкам, ни к шпионским методам, всё просто лежало на самом видном месте — в Интернете. От нечего делать я стала часто там копаться и много чего узнала о своём похитители, а главное мне никто ни разу ничего не сказал. Даже не сомневаюсь, что за его ноутбуком и всем, что с тем происходит, внимательно следят. Что ж, похоже, эту информацию сочли не опасной и вполне допустимой для моих мозгов.
А эти мозги никто уже не тревожил целую неделю. Месье де Громон благополучно свалил на родину предков по каким-то там своим оружейным делам. Ну да, как ещё в наши дни заработать себе на такую роскошную дачу, как не торговать наркотиками и оружием. Благо Алекс к наркотикам относился, как и к клубнике — он их ненавидел. А вот оружие он действительно любил, особенно холодное. Как-то мне выпала честь попасть в подвал этой виллы — тюрьмы. И любой музей, не говоря уж об Оружейной палате, просто удавились бы от зависти, увидя его коллекцию. И все два часа, что мы бродили по подвалу, Алекс в захлеб рассказывал истории о том или ином мече, пистолете, пушке…
В тот момент я была готова бесконечно слушать его рассказы. Видя, как он улыбается, смеется, как с него сходит та маска холодной отрешённости большого и страшного продавца оружия, а на её месте оживает добрый, веселый, настоящий. Тот, который подобрал меня на улице, привезя к себе в дом, согревая в объятиях. Но стоило тихо щелкнуть кодовому замку подвала, всё вернулось. Он вернулся. Злой, вечно хмурый, требовательный тиран. Ненавижу его. И при этом, я скучаю по нему. Семь дней без его властных касаний, жарких поцелуев, рук, крепко прижимающих меня по ночам к его телу, и я уже скучаю. Кто бы мог в это поверить? Явно не я.
Встряхиваю головой, сбрасывая странное секундное наваждение, посильнее зарываюсь в очередную утащенную из его гардероба рубашку и с тоской смотрю на утопающую в зелени дорогу. Но кроме прогуливающихся по той охранников с доберманами, ничего не увидела. Как обычно.
Нет, раньше, в самом начале моего заточения, я строила планы побега, но чем больше проходило времени, тем лучше я понимала, что сбежать у меня не получится, если только в один прекрасный день у меня вырастут крылья. Ну а теперь как-то свыклось, стерпелось, да и любая девушка, не будь она дурой, никогда в жизни не откажется от той жизни, которой теперь живу я. Шикарный особняк, шикарный мужчина, шикарные наряды, и вообще, всё шикарно. Только какая бы клетка не была золотой, а птахе хочется летать. И мне очень хочется взлететь. Жаль, только этой птице подрезали крылья, сделав любимой игрушкой.
Вдоволь насмотревшись на пустую дорогу, я вернулась к ноутбуку Алекса, который уже давно негласно стал моим и принялась снова стучать по клавишам, от нечего делать сидя в многочисленных фэнтезийных чатах и онлаивских играх. И что-что мне без месяца двадцать пять лет, но хотя бы тут я могу почувствовать себя свободной в своём заключении.
В том мире меня звали Авророй, и была я кровожадной вампирессой несущей смерть всем своим врагам. И, конечно, со мной пытались знакомиться, приглашали на свидания и чуть ли не признавались в любви по электронной почте, но как объяснишь людям, что ты сидишь в заключение самовластного идиота с клеймом 'собственность Александра де Громона' на лбу. Вот и приходилось деликатно отказываться, ссылаясь на ревнивого богатого мужа. Бывали дни, что даже это развлечение виртуального мира не спасали от скуки и желания громко завыть, порезать себе вены и, наконец, обрести свободу. Но я так и не смогла ни разу довести дело до конца. В тот единственный раз, когда лезвие коснулось кожи, как чёртик из табакерки непонятно откуда выскочил Алекс, отобрав лезвие, и хорошенько наорал. А потом ещё неделю срывался на меня по любому поводу. И не смотря на всю свою злобу, он ни разу не поднял на меня руку, только бриться начал электрической бритвой.
— Мадмуазель, Ваш ужин, — отрапортовал Андре, тот самый дворецкий. Его семья уже черт знает, в каком поколении служит семье Александра. Так что теперь он никакой не Андре, а просто Андрей, по крайней мере, для меня. А его, такое коверканье имени, доводит, чуть ли не до истерик. Ну это только пока Алекса нет дома, а так он сдержанно скрипит зубами в тайне ненавидя меня.
— Я не голодна, так что, Андрей, можешь унести, — чуть не забыла. Алекс поставил его лично заботится обо мне, то есть вместо прислуги, от которой дом просто ломился, забота обо мне полностью перепала на плечи французика.
— Андре! — почти прорычал дворецкий, брызгая слюной. — Сколько можно повторять? Меня зовут Андре! И месье требовал, чтобы вы поужинали!
— Он звонил? — моё флегматичное состояние резко сменилось живым интересом.
— Да, месье Александр задержится на несколько дней, — расстроил меня Андрей и я снова погрузилась в себя, плюнув на ужин и на завтрак, и на обед. Я уже и забыла когда ела в последний раз что-либо тяжелее яблока или желе, которое так любит Алекс.
— Доброе утро, малыш… — промурлыкал знакомый голос у меня над ухом, и тут же обнаженного плеча коснулись горячие губы, будя не только меня, но и желание глубоко спящее внутри.
Я потянулась, сжимая одеяло под собой, и тем самым ещё больше оголила спину, так как Алекс приучил меня спать голой. И чуть не застонала. Шершавый язык прошелся по впадинке позвоночника от середины спины до самой шеи.
— Алекс… — томно позвала я, тая от его прикосновений.
— Немного не угадала, крошка, — рассмеялись над ухом, и я чуть не подпрыгнула, узнав обладателя насмешливого полного мальчишеского задора голоса.
— Марк! Немедленно слезь с меня! — чуть ли не визжа, отбрыкиваюсь от мужчины. Но тот и не собирался меня держать, а весело хохотал, стоя в сторонке. — Что б ты трижды провалился! — зло прошипела я, заворачиваясь в одеяло.
— Тогда Ал точно меня пристрелит, ибо провалюсь я как раз в его наилюбимейший подвал, — продолжал смеяться Маркус, а я с каждой секундой только пунцовела, не то от стыда, не то от злости.
— Как ты сюда вообще прошёл? — моя злость, наконец, достигла уровня, когда я начинаю здраво мыслить и рассуждать, вот такая вот странная особенность организма.
— Как-как? Ножками. Я тебе завтрак прикатил, — в доказательство своих слов он пнул тележку, что я ранее не заметила. Тележка с бренчанием медленно покатилась ко мне и остановилась, врезавшись в бок кровати.
— Так стоп. А как же Андрей? — выпутываю руку из-под одеяла, тянясь к стакану сока. Опять меня мучает жажда. Ох, как не вовремя я об этом вспомнила. Во рту появился сладкий винный привкус, и голова пошла кругом.
— Эй! Саш, ты чего? — я слышала, словно через толщу воды, как Маркус подскочил ко мне, отталкивая с дороги столик. В глазах потемнело и захотелось упасть. Спасибо Марку, вовремя подхватил меня и осторожно уложил на кровать, хоть я и без его помощи дальше кровати всё равно бы не упала.
— Голова кружится, наверно, я слишком давно питаюсь одним желе, — попыталась пошутить я, но Маркус, шутку не оценил и, выругавшись на французском, осторожно уложил меня на подушку.
