объятьях.
— Марк, ей Богу, я тебя сейчас точно пристрелю, и мир во главе с поставщиками скажет мне спасибо, — произнёс он спокойным голосом, но каждое произнесённое слово заставляло меня ёжиться и сильнее вжиматься в мужчину.
Маркус одарил нас пронзительным взглядом голубых глаз и, не сказав ни слово, развернулся и буквально растворился в гостях, хоть вокруг нас была своеобразная зона отчуждения, навеянная холодом Алекса.
— Идём отсюда. Думаю, эти коршуны уже вдоволь наглазелись на тебя, а я начну думать головой в какие платья наряжать свою женщину, а в какие нет, — проворчал мой похититель, провожая проходящую мимо тройку тех самых окрещённых мною — коммандос, очередным убийственным взглядом.
А что я могу сказать на это? Платье мне нравится, похотливые взгляды не очень. Но сказать мне опять не дали, быстро выведя из зала через совсем другую, почти не заметную в стене дверь, запертую на кодовый замок, за которой сразу начиналась винтовая кованая лестница.
Здесь света не было, по крайней мере, на наше появление он не среагировал, как в остальном доме и мне пришлось ориентироваться только на руку Алекса и слабое синее свечение идущее сверху.
— Куда ты меня ведёшь? — не выдержала я, осилив где-то половину подъёма.
— Они меня утомили, никогда не любил всю эту показную мишуру, — его голос и вправду звучал устало, и я не стала больше ничего выспрашивать.
Лестница закончилась и мы, пройдя через ещё одну закрытую пусть и почти целиком стеклянную дверь, которую, как и первую, Алекс за нами запер, попали в уменьшенную копию нижнего зала. Только у этой копии была ещё и сцена. Полумрак разбивали большие окна, сквозь которые проникал свет луны и его глаза, в которых скакали озорные бесенята.
— Тут лучше, правда? — он крутанул меня, притягивая к себе. — Потанцуем?
Я не удержалась от улыбки, которой тут же заразился Алекс, а ему так идёт улыбка.
Голосов гостей отсюда не было слышно, а вот мелодичная музыка, которую я не заметила за гомоном людей, действительно побуждала к танцам.
Положив голову ему на плечо, я прикрыла глаза, полностью отдавшись рукам ведущих меня в танце, и просто наслаждалась моментом, тишиной, звуком его сердца и визгливо испортившим всё звонком мобильного. Причём моего мобильного. Никогда не перепутаю эту мелодию ни с какой другой — Лунная соната в современной рок обработке, каким-то чудом впиханную в мой устаревший мобильник. И врят ли Алекс любитель таково вот творчества.
Он достал надрывающийся телефон из внутреннего кармана пиджака и с усмешкой глянул на светящийся экран.
— Ответишь? — хмыкнул, протягивая мне синий моноблок.
Взглянув на имя, высвечиваемое экраном — 'Павел' — захотелось раздолбать мобильный на сотни кусочков и потоптаться по остаткам ногами. Я выхватила телефон из руки Алекса, с силой швырнув об пол. И как я хотела, он разлетелся на мелкие детали, а главное перестал доставать меня Лунной сонатой.
— Ты так не любишь классику, малыш? Пожалуй, запомню на будущее, — с улыбкой проговорил этот подонок.
— Да не пошёл бы ты! — взорвалась я, начиная метаться туда сюда по двухметровому участку зала, а заодно по частям телефона, топча их дорогущими туфлями.
— Тс-с-с-с, малыш, — он поймал меня, пытаясь прижать к себе, но я была на взводе, чтобы вот так просто ему подчиняться. Раньше да. Тогда в переулке, когда мне хотелось быстрее попасть в какой-нибудь отель и вскрыть себе вены из-за этого дерьма — Павла. Когда мне было плевать на всё, в особенности на себя, тогда он помыкал мной как хотел. Но теперь, он сам пробудил во мне стерву и желание жить.
— Пусти меня! — приказно потребовала я шипящим голосом.
— А то что? — бесенята в его глазах запрыгали с удвоенным рвением, а руки лишь сильнее сжались на моих запястьях, причиняя мне лёгкую боль.
Вместо ответа я вскинула ногу, метя коленкой ему между ног, но Алекс, видимо предусмотрев такое, не только не дал ударить себя, перехватил мою ногу, прижимая к своему бедру. Зато моя правая рука обрела свободу и тут же влепила ему пощечину. На что он оскалился и зарычал как дикий зверь, смотря мне в глаза, в которых снова вспыхивал страх и… желание. Он подхватил меня под зад и в следующую секунду, я уже сидела на сцене, обхватив его бёдра ногами и отвечая на лишающий разума поцелуй.
На этот раз он не играл, не мучил меня и себя долгой прелюдией, а просто стремительно ворвался, заставляя забыть всё на свете, от этого чёртого звонка до того как дышать. Просто сводил собой с ума, находясь во мне. Ловил поцелуем каждый мой стон, вторя мне глухим рыком. Необузданный дикий зверь, бьющийся в моём теле, взорвавший разум, коснувшийся губ лёгким благодарным поцелуем, когда мы оба утонули в бездне наслаждении.
— Почему? — спросила я, когда он отстранился, уходя к окну с зажженной пахнущей корицей сигаретой.
— А почему бы и нет? — усмехнулся Алекс, так и не обернувшись. А мне снова стало холодно, противно и тошно от самой себя. Я же обещала быть сильной, но где вся моя сила, когда он властвует над моим телом? С удвоенной силой захотелось оказаться как можно дальше от его повёрнутой ко мне спины.
— Не стоит, малыш, поздно уже жалеть о том, что было. И только не говори, что тебе не понравилось, — насмехался он, туша окурок о раму окна.
— Ненавижу тебя! — прошипела я, обхватив колени руками, сжимаясь в маленький всхлипывающий комочек на сцене.
— Привыкнешь, — безразлично бросил мой похититель и насильник. — Не ты первая.
Что я могла ответить? Я ведь знала что это только сказка, красивая фольга, прикрытая дорогими подарками и лживыми словами. А я сама отдалась ему и сомневаюсь, что он снизойдет до милости просто так отпустить меня.
Здравствуй Ад. Пора мне уже познакомится с твоими обитателями, ибо с самим Дьяволом, я уже знакома.
Часть вторая
Прошло почти полгода с момента моего спасения, надежды, разочарования и падения.
Мой похититель больше не замечает меня, если ему вдруг не захочется со мной поиграть. А других игр кроме как секса, он не знает. И как бы я не уговаривала себя, пыталась не обращать внимания на такие игры, каждый раз независимо от моих желаний, забывалась, тоня в нём, ненавидя этого мужчину, так же сильно, как и себя. Единственно, что утешало, чем больше проходило времени, тем реже он вспоминал о моём существование, всё чаще приводя в свою спальню новых женщин. Но больше одной ночи ни одна из длинноногих подстилок там не проводила. А мне приходилось там жить. Каждый такой раз, прячась либо на балконе, либо в его необъятном шкафу. Обычно всё же в шкафу, забившись в самый дальний угол, затыкая уши руками, чтобы не слышать их стонов. Предпочтительней была терраса, там стояло звуко и пулинепроницаемое стекло, но посредине зимы в лёгких полу платьях полу белье, в которые он меня наряжал словно куклу, долго не простоишь. А те свитера, которые я заимствовала из его гардероба, чтобы хоть как-то согреться стоя на морозе, он при мне же, сжигал в камине. Но это было зимой, сейчас же, с приходом небывало жаркого лета, я могла спать на балконе и в этой кукольной одежде. Но каждый такой раз, он приходил за мной, гоня свою очередную пассию ещё до конца ночи. Сердито смотрел и ничего не говоря, брал на руки, унося в кровать. В такие дни, он вспоминал о моём существовании и пользовался до тех пор, пока я не теряла сознание. Я проклинала его, проклинала себя, проклинала тот вечер, когда встретила его.
И каждый такой раз, лежа с ним в кровати, накрытая теперь как мне казалось холодной и тяжелой рукой, властно хранящую свою собственность, прижимая меня к себе поперек живота, я мечтала о свободе, о покрытой утренней росой летней траве, о стоге сена, о настоящей улыбке, о мире за стенами этой
