— Вперёд, навстречу свету, — негромко сказал Гарин.
Два десятка зомбированных синхронно прижали автоматы к груди так, чтобы ствол упирался в подбородок, и дали залп, слившийся в подобие салюта. Всё было кончено за секунду.
Олег развязал платок, снял «венец» и бережно завернул его в кожу. Он не чувствовал ни злости, ни усталости. Только опустошение.
— Неплохо, — оценил Столяров.
— Это у вас «неплохо»? — изумленно пробормотал Яцек. — Это, блин, такое!… Это… У меня нет слов. Коршун, ты понял? У них «венец»! Коршун, у них «венец», настоящий!
— Но на всю Зону вопить об этом не обязательно, — сказал командир. — Да, ребятки, — он покачал головой, — шоу было на пятёрку. Значит, домой, говорите, направлялись? Не думаю, не думаю… Похоже, всё только начинается, и вы сюда не за бусами явились.
— Для Припяти такое столпотворение в порядке вещей? — Гарин показал пальцем в центр двора.
— Нет. Чтобы сразу столько в одном месте… Не припомню я подобного. Хотя последнее время они активизировались, но это не та тема, над которой тут принято размышлять. Мы привыкли к тому, что зомбированных нужно отстреливать, и это не очень сложно, если ты находишь их раньше, чем они тебя.
— Здесь, похоже, получилось как-то иначе?
— Во-первых, нереальное количество. И во-вторых, что ещё более странно, в одиночку такой толпе противостоять невозможно. Они в любом случае тебя прикончат, просто потому, что их тут сильно до хрена.
— Но ваш Доктор, кажется, оставался жив, пока сам не застрелился?
— Опоздали на какую-то секунду, — мрачно сказал Бес. — Всего на одну секунду!
— Доктор не был психопатом, — заверил Коршун. — Наш друг Саша Геббельс был здравомыслящим человеком. Так что причина-то, конечно, не в нём, а в зомбированных. Что-то в них стало меняться. Может быть, как раз это и не давало покоя Доктору. Он тоже последнее время был сам не свой.
Командир обогнул кусты и медленно приблизился к детской горке. Доктор смотрел в небо, в его глазах застыло отчаяние. Коршун осторожно забрал у покойника «Марту» и выщелкнул из рукоятки пустой магазин.
— Так и есть, отстреливался до последнего, — кивнул он.
— Они не собирались его убивать! — осенило Яцека. — Зомби. Они хотели взять его живьём. Доктор даже не ранен, при том что его окружили полсотни уродов, не меньше. Это невероятно!
— А ну-ка… — Командир присел рядом с Доктором, достал у него из нагрудного кармана КПК и всмотрелся в экран. — Стоит в режиме диктофона. И до сих пор пишет!
Коршун остановил запись и, не задумываясь, включил воспроизведение.
«Я всё больше убеждаюсь, что человек был и остаётся животным. С низкими или высокими инстинктами, с любовью и ненавистью, но животным он остаётся всегда».
Бес хотел что-то на это ответить, но командир жестом велел ему молчать. В динамике слышался шорох одежды и шаги. Под подошвой треснула сухая ветка.
— Он продолжал записывать всё это время, — сказал Коршун.
Дыхание участилось — скорее всего Доктор куда-то бежал.
«Вот я попал-то, чёрт… Вы слышите меня? — Сталкер явно обращался к диктофону. — Сколько их тут… Бо-оже! — Звонкий щелчок затвора и сразу автоматная очередь. Ещё одна. Ещё. Доктор для того и сунул КПК в нагрудный карман, чтобы освободить руки. — Надеюсь, меня услышат. Если нет… Боюсь, мне уже будет всё равно. Но это важно. Я был прав: зомби меняются, прогрессируют, они… в общем, у них как- то более осмысленно всё становится. Я в первый раз не придал значения, но потом опять с этим столкнулся».
Доктор надиктовывал и отстреливался одновременно, выкидывая пустые рожки один за другим. Сталкеры, окаменев, слушали последнее послание друга так же, как ребёнок пересматривает старый фильм с трагическим финалом и надеется — в двадцатый или в сотый раз обреченно надеется, — что герою всё- таки удастся спастись.
«Вот сейчас. Что происходит? — продолжал Доктор. — Такого никогда не было. Уму непостижимо. Они не стреляют в меня! Их чуть ли не полсотни, мне тупо не хватит патронов. Зомби окружили и не стреляют. Будут брать в плен? Зачем я им? Сожрать если только… Зачем я вам, твари?!»
Автомат на записи больше не трещал, у Доктора кончились патроны. Он вырвал чеку и с шумным выдохом бросил в зомбированных гранату, а через короткий промежуток — вторую.
«Вот такие пироги. Искал, искал и доискался. — Доктор внезапно успокоился. Его дыхание ещё было прерывистым от недавнего бега, но волнение в голосе пропало. — Последний магазин, поленился взять больше, дурак… Раз, падла! — Последовал громкий хлопок. — Зомби изменились. Начали брать в плен. Два! Три! Возможно, не все. Или не всех… Четыре. Пять, гнида! На ещё! Хавай! Восемь. Но это надо учесть, надо менять… Тактику, девять! Менять тактику, вы поняли? Укрупнять группы. Десять. Никаких троек, это опасно. Брать больше боезапаса. Одиннадцать. Плевать, что таскать тяжело. Двенадцать, ага! Но главное, конечно, — зачем им пленные, в чём смысл? Его не видно. Но смысл есть, надо только… Тринадцать. Четырнадцать. Финита, ребята. А как, сука, хочется жить!»
— Пятнадцать, — одними губами произнёс Коршун, когда на записи прозвучал последний выстрел.
— Мы были в двух шагах от него, — прошептал Яцек. — Вон за тем углом. Мы уже там были, когда он… когда он записывал всё это.
Коршун взял КПК и просмотрел плейлист Доктора. Погибший сталкер любил делиться с диктофоном своими размышлениями. Часть из них оказалась настолько личной, что без предыстории нельзя было и понять, о чём там говорится. Часть была просто фантазиями болезненно увлечённого человека. Важно было другое: свои последние минуты Доктор посвятил тем, кто ещё жив. Когда у него уже не оставалось шансов вырваться, он продолжал диктовать в надежде, что кто-то прислушается к его мыслям и благодаря этому спасётся. В прежние времена за такое ставили памятник со звездой, но Доктору просто закрыли глаза. Его разряженную «Марту» Коршун сунул себе за пояс. Автомат и пустые рожки оставили валяться во дворе — этого добра в городе было навалом.
— Вот мы тебя и нашли, Доктор… — пробормотал Яцек вместо молитвы. — Обещали найти. И нашли.
— Всё, пойдём, — отрезал Коршун. — Теперь уж точно выпьем. Но здесь оставаться ни к чему.
— Нас с собой возьмёте? — спросил Столяров.
Командир недоуменно поднял брови, как будто хотел сказать: «А разве есть другие варианты?».
— Идём в прачечную? — уточнил Михаил.
— У тебя устаревшая информация. База в прачечной была ещё при Ковальском. Потом, после эвакуации военных, лагерь перенесли в книжный магазин, так удобней и безопасней. Давно уже, года полтора, а то и больше.
— Серьёзно?
— Ну а почему нет? Липовую установку «монолитовцев» разобрали и выкинули. Кровати туда перетащили, благоустроили слегка. «Монолитом» там больше и не пахнет.
— Значит, в книжный, — легко согласился Столяров. — Карту здесь реально раздобыть?
— На базе целый стеллаж, — фыркнул Яцек. — Хоть Припять, хоть Австралия. Есть даже атлас лунных кратеров.
Михаил предпочел пропустить эту шутку мимо ушей.
— Город я знаю наизусть, — сказал он. — Мне нужны не названия улиц, а оперативная карта.
— Какой в ней смысл? Вот ночью в гастроном набились собаки, утром пришли наёмники и всех постреляли, а к обеду подвалила семья голодных кровососов. Что в итоге ставить на карте? Значок «две тонны фарша»? И главное, на следующий день опять всё по новой. Так что просто запомните, парни: чем южнее, тем безопасней. И соответственно, чем дальше вы идёте на север, тем сильнее рискуете. Особенно северо-восток, у воды. К речному порту вообще не суйтесь, там тоже лагерь, только не наш.
— «Монолит»?
