сделали?”
Его доллар они отвергли.
— Ну-с, — спросил он молодую нахалку, — теперь вы довольны? Видите, чемоданчик продать нельзя.
Девчонка напряженно думала.
— Не кипятитесь, доктор. Может, я чего и не понимаю, но еще не вечер… А вдруг в этих ломбардах ничего в инструментах не смыслят?
— Смыслят. Это их хлеб. И где б этот чемоданчик ни сделали…
Девчонка с ее поистине бесовской сметкой докончила его мысль, не дав ему договорить.
— Так я и думала. Вы и сами ничего про этот чемоданчик не знаете, верно? Ну а я все разузнаю. Пошли. Я его нипочем из рук не выпущу. Эта штука ценная; как за нее выколотить деньги, я не знаю, но своего я не упущу.
И доктор поплелся вслед за девчонкой в кафе. Не обращая внимания на любопытные взгляды, девчонка открыла чемоданчик — он занял чуть не весь столик — и принялась в нем хозяйничать. Вынула из гнезда крючок и, осмотрев, презрительно отшвырнула, вынула расширитель, отбросила и его, вытащила акушерские щипцы, поднесла к глазам, и тут своим молодым зрением увидела то, чего не разглядел подслеповатый доктор. Доктор Фулл заметил, что блондинка, поднеся щипцы к глазам, смертельно побледнела, бережно вложила щипцы назад в гнездо, потом так же бережно вернула на свои места крючок и расширитель.
— Говори, что ты там увидела? — спросил доктор.
— Сделано в США, — хрипло сказала блондинка. — Патент выдан в июле 2450 года.
Доктор хотел сказать, что она, наверное, ошиблась, неправильно прочла надпись, что, наверное, это розыгрыш, что…
Но он уже понял, что ошибки тут нет.
— Знаете, что я собираюсь сделать, доктор? — вдруг оживившись, спросила девчонка. — Поступить в школу хороших манер. Вам ведь это на руку, а, доктор? Нам теперь придется много времени проводить вместе.
Доктор Фулл промолчал. Он бесцельно вертел в руках пластмассовую карточку, которая уже дважды выручала его в трудную минуту. На карточке прощупывался небольшой бугорок, стоило до него дотронуться, и бугорок с щелчком передвигался на другую сторону карточки. Доктора поразило, что при каждом перемещении бугорка на карточке возникает разный текст. Щелк: “Нож с голубой точкой на ручке предназначается исключительно для опухолей. Для диагноза опухолей применяется инструмент под номером 7, тумор-определитель. Поместить определитель…” Щелк. “Взять хирургическую иглу за конец, в котором нет просвета. Приложить к краю раны, которую предстоит зашить, и так оставить. После того, как игла сделает узел, взять иглу…”
Щелк. “Верхний конец акушерских щипцов поместить у входа в матку. Оставить там. После того, как щипцы проникнут вглубь и откроются соответственно размеру…” Щелк.
Редактор отдела прочел в левом верхнем углу рукописи: “Фланнери. Начало — Медицина”, механически написал: “Сократить до 0,75” — и перебросил Пайперу. Пайпер вел серию статей Эдны Фланнери, посвященную разоблачению врачей-шарлатанов. “Эдна — славная девочка, — подумал он, — но, как все молодые журналисты, не умеет вовремя остановиться. В ее материалах всегда полно воды”.
Пайпер отпасовал заву статью о муниципалитетах, положил перед собой статью Фланнери и принялся читать. После каждого слова он стучал по странице карандашом, от чего раздавался такой же равномерный стук, как от телетайпной каретки, бегающей по валику. Сейчас Пайпер, собственно, даже не читал статью, а только пробегал ее глазами. Пока он следил за тем лишь, нет ли отступлений от принятого в “Геральде” стиля. Временами в равномерном стуке случались перебои: это Пайпер, вычеркнув жирной черной чертой слово “грудь”, вписал “грудная клетка”, менял заглавное З в слове “запад” на строчное, слова, слившиеся воедино при перепечатке, разъединял, соединял разъединенные и в довершение вымарал слово “конец”, которым Фланнери, по обычаю начинающих журналистов, завершала свои статьи. После чего вернулся к первой странице. На сей раз Пайпер читал статью внимательно: карандаш его перечеркивал прилагательные и целые фразы, намечал новые абзацы и убирал старые.
В конце страницы, помеченной “Фланнери. Продолжение — Медицина”, карандаш сбавил темп, а потом и вовсе замер. Зав, заметив сбой в привычном ритме, поднял глаза и увидел, что Пайпер сидит, растерянно уставившись на статью. Не тратя слов на разъяснения, Пайпер перебросил статью Фланнери обратно заву, поймал на лету брошенные ему взамен заметки уголовного хроникера и с жаром взялся за дело. Карандаш быстро постукивал. Дойдя до четвертой страницы, зав крикнул Пайперу: “Посиди тут за меня”, — пробежал через шумный отдел местной хроники и проник за загородку, где среди такой же сутолоки восседал ответственный секретарь. Ему пришлось ждать, пока ответственный секретарь выслушивал верстальщика, мастера печатного цеха и главного фотографа. Наконец очередь дошла до него, зав кинул на стол статью Фланнери и сказал: “Эдна пишет, что этот тип не шарлатан”.
“Фланнери. Начало — Медицина, Эдна Фланнери, штатный репортер “Геральда”, — читал ответственный секретарь.
“Нашему репортеру представилась возможность приятно удивить своих читателей, следящих за серией статей, в которых разоблачаются гнусные проделки врачей-шарлатанов. Наш репортер на этот раз собирал материал при помощи тех же методов, что и в предыдущих случаях, когда ему удалось вывести на чистую воду 12 подпольных врачей и всевозможных знахарей. Однако, на этот раз наш репортер обязан заявить, что доктор Баярд Фулл, несмотря на необычность методов, навлекших на него подозрение медицинских обществ, которых врачебный долг обязывает к недоверчивости, — истинный врачеватель и достойный представитель своей профессии.
О деятельности доктора Фулла репортеру “Геральда” сообщил этический комитет окружного медицинского общества. По данным комитета, доктора Фулла в июле 1941 года лишили права заниматься врачебной практикой. Доктору было вменено в вину, что он якобы “выуживал” деньги у своих пациентов. Как явствовало из показаний пациентов доктора Фулла, данных под присягой, доктор Фулл уверял больных, страдающих легкими недомоганиями, будто бы у них рак, и обещал продлить им дни, вылечив одному ему известным методом. После того как доктора Фулла лишили права практиковать, он пропал из виду. Недавно доктор открыл “лечебницу” в фешенебельном квартале города, где ранее сдавались меблированные комнаты.
Наш репортер отправился в лечебницу, находящуюся на Восточной улице, 89, в полной уверенности, что для начала доктор обнаружит у нее множество воображаемых недугов, а потом пообещает избавить от них за приличное вознаграждение. Она ожидала увидеть неприбранные комнаты и грязные инструменты, словом, ту обстановку, которую привыкла видеть у подпольных врачей.
К ее удивлению, оказалось, что в лечебнице доктора Фулла царит безупречная чистота: элегантно обставленная приемная вела в ослепительной белизны кабинет. В работе доктору Фуллу помогает привлекательная блондинка, любезная и обходительная. Она записала фамилию и адрес нашего репортера и осведомилась, на что она жалуется. Как и в предыдущих случаях, наш репортер пожаловалась на “ноющие боли в спине”. Блондинка предложила нашему репортеру присесть и вскоре провела в кабинет на втором этаже, где ее встретил доктор Фулл.
Когда смотришь на доктора Фулла, трудно поверить в его неблаговидное прошлое. Этот седовласый, выше среднего роста старец с ясными глазами по виду лет шестидесяти с небольшим явно пользуется отличным здоровьем. Держится он уверенно и дружелюбно, в голосе его нет угодливости, столь характерной для шарлатанов. Доктор Фулл расспросил нашего репортера о ее недомогании и, не мешкая, приступил к обследованию. Любезная блондинка присутствовала при этом. Предложив нашему репортеру лечь ничком на стол, доктор приложил к ее спине некий инструмент. Чуть погодя он ошеломил пациентку следующим высказыванием: “Для таких болей, на которые вы, моя милая, жалуетесь, нет никаких оснований. Нынче считают, что подобные боли вызываются нервными расстройствами. Если боли не прекратятся, вам следует обратиться к психоневрологу или психиатру. Я вам ничем помочь не могу”.
Откровенность доктора обескуражила нашего репортера. Неужели доктор догадался, что в его лагерь, если можно так выразиться, забросили шпиона? Наш репортер закинула еще один крючок: “Я бы все же
